О кулинарии и родичах.

[Salkarda13]

Ф-моб "Внутренний мир творческого человека".

Название: О кулинарии и родичах.
Автор: Мисс Кимпейл, она же Салкарда.
Персонажи: афтор, два персонажа Тригана, один - из афторского фанфика, упоминаются ОС-ы и персонажи разных произведений.
Рейтинг: R. За мат и прочую нецензурщину.
Жанр: стёб. Глум.
Предупреждения:

Очень нетолерантная и немного нецензурная сказка о том, как автору фанфик рассказывали.

Очень нетолерантная и немного нецензурная сказка о том, как автору фанфик рассказывали.


Агата Кристи, помнится, говорила, что придумывает сюжеты для своих романов во время мытья посуды – очень уж неприятное было для неё занятие. А мне их рассказывают. Во время всяких домашних дел навроде того же мытья посуды. Или как сейчас – готовки.
Сковороду на плиту, масло на сковороду, мясо на доску, кастрюльку с картошкой на стул – делать мне нечего, ещё самой чистить. Можно начинать.
«Сперва режешь мясо, жаришь сорок минут, потом бросаешь к нему сердце, жаришь, последними обжариваешь лёгкие и печень», - инструктировала мама. Только я не жарю мясо столько времени: горячее сырым не бывает.
- Вот откуда берутся слухи, что ты ешь маленьких девочек на обед, - Николас появляется незаметно. И не сказать, что неожиданно: я, может, заранее и не знаю, кто из родни придёт на этот раз, но всегда знаю, что придёт обязательно. Значит сегодня будет очередной полный едкой насмешки рассказ. Надо бы ему про яойщицу и яблоньку напомнить, а то не рассказал в прошлый раз, хотя обещал. Записать-то нужно. Зачем? А вот затем. Тренируюсь.
- Брехня, - уверенно заявляю я. – Это просто мяса кусок, ну, ливер ещё всякий, а у девочек если чего-то не хватает, так только мозгов. А тут уже с претензиями не ко мне. Не люблю мозги.
Собеседник посмеивается и устраивается на высоком стуле.
- Помочь? – спрашивает он.
У пришедших ко мне гостей есть традиция: не просто прийти и рассказать мне какую-нибудь историю, поболтать за жисть или послушать плач на тему: «Ах, какой кошмар в фандоме». Они ещё и помогают по мелочам. И потому никогда не приходят, если я сижу за компьютером. Считается, что я занята делом, даже если раскладываю со скуки пасьянс или уныло пересматриваю рассказы, пытаясь вспомнить, что же мне говорили на самом деле и где я опять всё перепутала. Не слишком удобно, но, в общем-то, не обременительно.
- Картошка рядом с тобой, где ножи знаешь, - киваю я, разворачиваясь к разделочной доске. Достаю керамический нож, удивлённо осматриваю лезвие: три скола, чётко отколото, как будто циркулем провели.
- Это что, наш шеф ножами опять заинтересовался? – посмеивается собеседник, принимаясь за чистку картошки. – Давно приходил? – и тянется к нагрудному карману, в котором лежит пачка сигарет. Вообще-то в доме есть неписаное правило: здесь не курят. И все родичи об этом знают.
- Он ко мне не ходит, - я пожимаю плечами и вытаскиваю другой нож, на этот раз целый, без сколов. Всё правильно. Ко мне ходят родственники. Иногда – друзья или знакомые, остальные просто не могут зайти. Это ещё одно неписаное правило. И его не я придумала, если честно, они сами.
Сковорода шипит, точно разъярённая кошка, брызжет раскалённым маслом, когда на неё отправляются первые куски. Можно засекать время и присесть на стул: в четыре руки и картошка чистится веселее, тем более, под хороший разговор.
- А можно к вам? – робко заглядывает на кухню девочка с косичками. Ещё один «гость» и ещё одна родственница. Младшая сестричка или племянница – она ещё не определилась. – О, мяско! – радуется девочка. Девочку зовут Лера, и вообще-то я не только слушаю её истории, но и пытаюсь её воспитывать. Получается плохо, у старшей сестры выходит лучше. Жаль только, они почти не пересекаются, лишь изредка бывают вместе у меня.
Лера присаживается на краешек стула, отодвигая его подальше от плиты. Она боится обжечься брызжущим во все стороны маслом.
- Мы сегодня к деду собрались, - радостно сообщает она. Николас фыркает – он деда не любит, у них конфликт на почве не то ревности, не то методов воспитания, не то просто Ветхий Завет от разных авторов, вот и бесится. Плохо, когда родня ссорится, а ссорятся они почти всегда, если приходит больше трёх человек. Именно поэтому я к ним не хожу, мне проще встречать гостей на своей территории. И именно поэтому ко мне не ходит Муза, разве что с бутылкой вина в кармане и то, если ей килограмм шоколада наобещать. Говорит, что дома у меня филиал Бедлама. Не спорю.
Я киваю, спохватываюсь, что мясо пригорает, торопливо мешаю его лопаточкой. Нет, всё нормально, ложная тревога.
- Мне кто-то обещал сказку про яойщицу, - напоминаю я сварливо и начинаю резать лук – к мясу нужна зажарка, лучше ингредиенты для неё нарезать заранее, чтобы потом не бегать. Лерка радуется и требует сказку: она их вообще любит, что слушать, что рассказывать.
- Однажды, давным-давно, одна маленькая яойщица решила рассказать героям страшную правду, - замогильным голосом начинает Николас. Значит будет стебаться.
Иногда Николас рассказывает ангст на тему: «И все страдали долго-долго», хотя обычно такого ожидаешь от кого-нибудь типа Легато. У этого вообще все сказки на один лад. Я их называю «обстрыданьями». Иногда эдвенчер. Тогда он бурно жестикулирует, ходит по кухне, показывает историю в лицах: приключения у него хоть и кровавые, и с убийствами-погонями, но редко бывают страшные. Записывать я их не успеваю, только набросками, но тешу себя мыслью, что когда-нибудь запишу всё-всё. Дословно. Иногда дарк. Я после такого нормально спать не могу: мерещится всякое под кроватью, за дверью, в шкафу, плюс тени ещё всякие по комнате. А если ещё кто в подвале шебуршит, так вообще. И главное, рассказывает он всякие ужасы весьма весело, а вот что-то смешное таким тоном, что мороз по коже продирает. И после этого люди удивляются, что у меня юмор странный. Видимо это семейное, передаётся на генетическом уровне.
Ещё эдвенчер и джен рассказывает мне Вик. Забегает иногда, что-то скажет, посидит на кухне за чашкой чая. И убегает ещё на пару месяцев.
У деда истории жуткие, как на подбор. И заканчиваются всегда Армагеддоном, либо несут сугубо поучительный характер в духе: «Ты туда не ходи, ты сюда ходи, снег башка попадёт, совсем мертвый будешь». Оптимистично, правда? После историй деда у меня начинается ангст, который длится иногда неделями.
Флафф и романс мне рассказывают сестрицы, тётки и племянницы. Жалею об одном: разговоры про НЦу сводятся к скромному хихиканью и пожеланиям скорее приобрести личный опыт, а не других расспрашивать. И вообще, флафф у них какой-то странный. Я бы назвала это семейным дженом.
Только Княгиню, старшую тётку, самую мою первую родственницу, тянет на философские рассуждения. Она ко мне первая пришла, мне тогда лет десять было. Хорошее было времечко. Её сказки про Пятимирье до сих пор помню. Тётка до сих пор приходит иногда, когда больше из родни никого нет, усаживается на пол и начинает рассказывать мне что-нибудь про дела давно минувших дней. У Княгини большие планы: она надеется, что когда-нибудь я напишу по её рассказам книгу, а то и целую серию: рассказов хватит на средних размеров цикл. Или брошу всё и уйду в Пятимирье. Ну или ещё куда: родственники давно к себе на ПМЖ зовут, но я отнекиваюсь и улыбаюсь, мне пока и тут хорошо. И я немного боюсь идти с ними.
– … Про то, что на самом деле они пидорасы. Все поголовно. Взяла свой чёрный-чёрный блокнотик, вооружилась страшным чёрным фломастером, пособием из Гей-мафии «Как превратить персонажа в гея за десять секунд». И отправилась в пустыню: ловить жертв, - продолжает Николас.
Я покатываюсь со смеху, неожиданно вспомнив одну фразу. Мне её Шинигами сказала.
- Что ты ржёшь, я ещё главного не рассказал? – обижается дядюшка.
- Мне Шинь однажды фразу хорошую сказала, - сквозь смех выдавливаю я. Ладно, Лерка привычная, при ней сказать можно. Она от деда и не такие слова выслушивает. – В тему, - и на безмолвное понукание продолжаю, - мол, два брутальных мужика не могут держаться за ручки и нежно друг друга целовать. Они друг друга сурово пидорасят.
Николас фыркает, для него тема не самая приятная, Лерка краснеет. Сковорода… Чёрт, мясо на сковороде горит!
- Я присмотрю, - неожиданно пришедшая Милли успевает раньше меня и ловко перемешивает содержимое сковородки лопаточкой. – Рассказывайте дальше, - улыбается она.
Дядюшка отчего-то замолкает. Не могу стоять столбом. Ах, да, картошка-то мне для рагу нужна. Где там у меня кабачки, перец и помидоры? Сейчас я это всё нарежу.
- Рассказывай, - киваю я. Куда опять делась картофелечистка? Не могу чистить кабачки ножом. Он соскальзывает.
- Идёт, значит, и доходит до могилки, где брутальный священник, любимец фанатов, похоронен, - это он про себя. Чудесное самомнение. Хотя я плакала над могилкой, честное слово. А кто бы не плакал? – Раскапывать лень, поднять мертвеца не умеет, постучала, значит, по Кресту и говорит: «Пока ты в могиле лежишь, твой друг тебе с бабой изменяет. И с Ливио». Открылась могила, явился глупой девице мертвец. Червями поеденный, - Милли как-то странно всхлипывает. – Вытряхнул песок из ушей, и молвил человеческим голосом: «Совсем охуела, идиотка безмозглая? Какой, нахер, друг? Какие, нахер, бабы? ОТП у неё, а трахаться, значит, мне?! Я вообще двадцать лет как помер, дай хоть после смерти полежать спокойно, кретинка! Совсем меня с этим яоем заебали!» Упал в могилу, и та закрылась. Дева глупая, духовно богатая, порыдала и пошла дальше, других мужиков доставать, раз уж мертвеца не вразумила.
Я стараюсь смеяться тихо: меня от смеха трясёт, ещё отрежу себе вместе с кабачком половину пальца, вот весело-то будет.
- Идёт яойщица, рыдает, блокнотиком сопли утирает, - продолжает Николас, - а навстречу ей Луида идёт, капитан колонии. Ох, обрадовалась яойщица: не ОТП, конечно, но съяоить можно. И давай рассказывать, как с яоем хорошо, а без него плохо. Слушает её Луида, мрачнеет и кивает, мрачнеет и кивает.
Кажется, продолжение истории я знаю. Ну, или догадываюсь.
Милли мягко улыбается, касается моего плеча ладонью, напоминая, что уже пора сердца на сковороду бросать. Говяжьи! Я правда не ем девочек-фанфикерш, я мягкая, белая и пушистая. И ливер надо на другую сковороду бросить, на эту не поместится уже. И лук начать обжаривать для рагу.
- Кивает и говорит: «Ну, спасибо на добром слове, только не мужик я, яоиться не могу». Удивилась дева наивная, рот раскрыла, а Луида продолжает: «Вообще-то бабой родилася я, это мангачьи руки из попы растут, вот и пририсовал он мне сиськи плоские и рожу мужскую». Заплакала яойщица громко и убежала в пустыню. Ещё бы, бабе сама с Вашем переспать предложила, позор-то какой.
А я сожалею, что записать историю негде. Почему-то родня выбирает не самое удачное время для историй: то я без тетрадки с ручкой, то перчатки снять надо, то ещё что. Приходится напрягать память, хотя обычно я помню после ухода гостей только то, что надо что-то не забыть. Жаль, на бумаге нельзя передать интонации.
- Долго ли бежала яойщица, коротко ли, прибежала к церквушке, близ которой сиротский приют высится. Глядит: сидит на ступеньках красавец-альбинос длинноволосый, по пояс голый, хоть сейчас в яойный фанфик, и чинит чевой-то. Пришла к нему и опять ту же песню затягивает: «яой - хорошо, бабы – плохо». Удивился альбинос, лоб девы пощупал, не перегрелась ли на солнце. Говорит: «А чего плохого в бабах?» Яойщица ажно слюнями подавилась и как завопит: «А сиськи? Как же с ними обниматься?» Покрутил альбинос-красавец пальцем у виска. А тут из церкви две девицы вышли: блондинка с брюнеткой, обе красавицы писаные, и давай яойщицу за личико рябое да скудоумие стыдить. И снова сбежала дева духовно богатая в пустыню, – продолжал Николас всё так же печально и торжественно. - Идёт по пустыне, а навстречу ей дерево-яблонька. Догадалась дева скудоумная, что это не яблонька, это ж первый бисёнён на всю мангу, Найвз Уильямович Миллионов, - так имя собственного шефа ещё никто не коверкал. Надо запомнить. Обязательно. Мозг, слышал? – Подходит к нему и давай рассказывать, как с яоем хорошо, а без него плохо. Вздохнула яблонька и молвит ей человеческим голосом: «Вали отсюда, девка глупая, человеческая. Почти двести лет я людей ненавижу, яоиться с человеками не хочу. И вообще, обоеполое я создание, само себя опыляю, так что катись отсюда, пока я тебя вот этими ветками не придушило!» И яойщица возрыдала, и убежала. И зареклась навсегда, что в пустыню ходить не будет, а вообще перейдёт в другой фандом, где персонажи не такие страшные и матом не разговаривают.

Лерка хихикнула.
- А что, яблоня обоеполая? – удивилась она.
Мне, признаться, такой вопрос в голову не приходил. А из курса ботаники я что-то не помнила, какого пола эти растения. Вроде действительно обоеполое.
- Это был суровый пустынный яблонь, - засмеялась я. И с неудовольствием отметила, что рагу почти готово. За хорошим рассказом время летит быстро. Гости тоже заметили, что всё почти готово.
- Мне пора, - откланялся первым Николас. – Бывай.
- И мне, - вздохнула Милли. Мы с ней сегодня не поговорили, даже жаль. – Дети ждут.
Хихикающая Лера убежала рассказывать деду, как Найвз Уильямович спас его от ужасной участи укэ или сэме.
А я осталась. С твёрдым намерением выключить плиту и идти записать рассказ, пока не забыла. А то ещё прибежит кто-нибудь, а я такую историю забуду.