Дорогая моя -Шинигами-! Поздравляю тебя с двадцатиоднолетием и тем фактом, что уж теперь-то тебе можно читать фанфики NC-21, а не только их писать. ^^
А если серьёзно, то, Шинь, от всей души желаю тебе, чтобы этот год твоей жизни принёс тебе только много-много позитива.
Подарок.От автора: жанр – винегрет. Или сборная солянка.
Зрительный зал главного фандомного судилища наполовину пуст. Или наполовину полон, но так как это не ГП-фандом, сему факту мало кто уделяет внимание. Немногочисленные зрители, рассевшиеся на креслах с красной, порядком истрепавшейся обивкой, и давно облезшей позолотой, лузгают семечки, пьют кофе, слушают музыку или делятся последними сплетнями. Упитанные дамы во втором ряду обсуждают жаркую яойную сцену между Гробом и Кассулом из нашумевшего фанфика «И целава мира мала». Девушка в первом ряду готовит карандаши и мольберт – фотографировать в зале запрещено, придётся донести новости до не успевших попасть на заседание софандомцев в виде арта. Барышня в дальнем ряду вышивает крестиком, а её спутник невоспитанно хрумкает пронесённым мимо бдительной вахтёрши попкорном и облизывает зелёные пальцы.
Звучит гонг. Скучающие зрители оживляются, тролль принимается чавкать вдвое громче, девушка в первом ряду спешно точит карандаш.
Медленно поднимается занавес.
На сцене появляются:
девочка в белом платье – секретарь заседания;
дама в строгом зелёном костюме-двойке и со стопкой бумаг, подпирающей потолок – Обвинитель;
полный старик в адмиральском мундире – помощник её;
высокий представительный мужчина в плаще – Адвокат;
молодая девушка в синей форме – помощница его;
дряхлый сморчок в доспехах;
дама в белом хитоне – госпожа Муза – с толстым Обоснуем на поводке;
кучка непонятных личностей, рассевшихся на стульях близ стола судьи: это и истцы, и свидетели. Над ними всеми возвышается гороподобная фигура падре Андерсона, старающегося не дышать лишний раз, чтобы стульчик под ним не развалился;
и Обвиняемая, скромно сидящая на стульчике за стеной из пуленепробиваемого стекла. То ли её отгородили от находящихся в зале, опасаясь за её безопасность – а вдруг кто из оскорбленных истцов кинется? То ли зал от неё – а вдруг какие ужасы напишет, им же исполнять написанное придётся!
Кто-то в зале аплодирует, кто-то свистит и тут же замолкает – Адвокат недвусмысленно и очень добро улыбается, любовно поглаживая Кассул.
Из-за кулис, пошатываясь, выбредает на четвереньках особь в костюме назгула и с нахлобученным поверх капюшона судейским париком с букольками – Их Совесть, Судья Интернет-Федерации.
Судья, сильно нетрезвым голосом:
- Всем встать, Суд ползёт!
Персонажи – и свидетели, и потерпевшие, спешно подскакивают.
Судья, грозно:
- Тишина в зале!
Тролль в зале старается чавкать потише, обсуждающие глубину и алчность чьего-то ануса дамы со второго ряда испуганно замолкают.
Судья поднимается, цепляясь за своё кресло, и густым баритоном, почти не заикаясь, провозглашает:
- Я пригласил вас, господа, чтобы…
Обвинитель, менторским тоном:
- Я бы попросила без плагиата, он, как вы помните, Ваша Совесть, карается пожизненным банном и двумя годами общественного порицания, согласно части третьей статье триста сорок восьмой Афторского Кодекса Интернет-Федерации.
Присутствующие вежливо делают вид, что ничего не слышали, а так же, что их тут нет, не было никогда и даже не предвидится. Их Совесть тянется за молотом, но передумывает и только задумчиво пытается поправить сползающий парик.
Небольшую заминку исправляет секретарь заседаний, залезает на кем-то заботливо подставленный стульчик и вещает с, вернее из-за, трибуны тоненьким девичьим голоском:
- Слушается дело номер двести семь от двадцать седьмого ноября n-ого года о защите чести и достоинства, по коллективному иску граждан Интернет-Федерации, фандом Хеллсинг, к фанфикеру Шинигами.
Кто-то в зале испуганно охает.
Судья пытается зачитать сторонам их права скороговоркой:
- Стороны имеют право возражать ходатайства, приводить материалы дела, качать права, уклоняться от обязанностей, зачитывать свидетелей, признавать свою вину, - задумчиво трёт капюшон судейским париком и добавляет: - за беспорядок в зале суда приговариваться к расстрелу на месте по законам военного времени. Диспозиция ясна?
Стороны быстро-быстро кивают.
- Истцы, изложите по существу свои претензии, - добавляет девочка-секретарь. – По одному, пожалуйста.
Из толпы истцов и свидетелей выталкивают Максимилиана Монтану.
Майор вразвалочку доходит до трибуны, тихо кряхтя и поминая нехорошим словом Создателя и последователей его, залезает на стульчик и складывает на трибуну верхние три подбородка.
- Истец, начинайте, - велит Их Совесть.
- Изложите, пожалуйста, как вы относитесь к фанфикшену, - подсказывает девочка-секретарь.
Майор, подняв руки, вдохновенно обращается к собравшимся:
- Господа, я люблю фанфики. Господа, я люблю фанфики! Люблю мини, люблю миди и макси, люблю ангст, люблю романс, люблю сонгфик, люблю драму, люблю пародию, люблю кроссовер, люблю филк, люблю розовый флафф, люблю PWP. В стихах, в прозе, ваниль, лемон и грейпфрут, кинки и сквики, в виде драбблов, джен, юри и гет, любой рейтинг и любые предупреждения. Я искренне люблю все виды фанфиков, которые можно написать! Люблю обильные розовые сопли и рюшечки, от вида которых хочется удавиться… Люблю романс, нежный и мягкий, от которого берёт за душу. Люблю, когда пишут безумные PWP, от которых сворачивается мозг и желудок, а перистальтика слабнет – моё сердце поёт! Люблю, когда пишут десфик, о, господа, я люблю десфик, до чего же приятное чувство, когда твои враги издыхают в корчах! Меня трогает ангст, от которого юные эмо прыгают с крыши, а наивные девицы в розовом рыдают в подушки. А вид стёба вызывает странное возбуждение. До чего же восхитителен слэш – о, эти алчущие батоны, эти бойцы, разрывающие сладкие, сочащиеся божественным нектаром дырочки. Господа, я желаю увидеть адских ОС-ов! Люблю Мери-Сью – нет ничего прекрасней великолепной валькирии, чьи сосцы, точно два дирижабля, а живот подобен чаше Грааля. Я даже помню критиков, которые кричали, что они филологи, и били в набат, вопя о неминуемой гибели фандома! Господа, соотечественники, истцы, мои последователи… Господа, чего вы хотите?! Вы тоже хотите фанфиков? Вы хотите беспощадных, мозговыносящих фанфиков? Хотите заставить читателей дрожать?..
Адвокат издевательски аплодирует, господа истцы ошеломлённо молчат, пораженные таким выступлением, дамы в зале громко шушукаются, тролль, заслушавшись, воодушевленно грызёт стаканчик из-под попкорна, секретарь дотошно конспектирует. Обвиняемая скептически поднимает одну бровь, явно не понимая, что за балаган тут пытаются выдать за правосудие.
- Короче, шеф всеяден, он в принципе фанфики любит, как явление, - поясняет Зорин и, ухватив начальство за шкирку, уносит за кулисы – успокаивать народными методами. Сиречь коньяком и зуботычинами.
Оттуда ещё с минуту доносится затихающая вдали речь Майора о том, за что он любит фанфикшен во всех его проявлениях.
Судья задумчиво режет из страниц Афторского Кодекса снежинки с мелкими бронестрингами по краям.
- Оригинальная точка зрения, - задумчиво сообщает он, не отвлекаясь от своего занятия. – Полагаю, этот истец доволен абсолютно всем? Оправдываем авторов заочно?
Максвелл тихо рычит на Рип, которая предложила вызвать Майора в качестве соистца, напирая на то, что оратор он отличный. Волшебный Стрелок оправдывается.
- Протестую, Ваша Совесть, истец не сказал ничего, что относилось бы к конкретному делу, - заявляет Обвинитель. – Прошу заслушать всех истцов.
Судья укладывает голову на Афторский Кодекс, устало вздыхает и манит длинным костлявым пальцем сторону обвинения. Из толпы, активно распихивая товарищей по несчастью, коллег и врагов локтями и пиная ногами, выбирается епископ Максвелл в наряде инквизитора, отряхивается и проходит к трибуне.
- Вы можете заключить мировое соглашение, - спохватывается девочка-секретарь. – До вынесения решения судом.
Из задних рядов слышится трагический шепот:
- Епископ, соглашайтесь на мировую, дешевле выйдет.
- Всяко без страпона в задницу, - соглашается другой голос. – Хотя до вас только через задницу и доходит.
Максвелл кривится, девочка, высунув от усердия язык, пишет что-то в протокол заседания, Судья флегматично вырезает из Афторского Кодекса Интернет-Федерации снежинки.
Епископ, встав за трибуну:
- Подсудимая – Шинигами! Приговор – смертная казнь!.. – хорошо поставленным в семинарии голосом начинает он.
Их Совесть откладывает малость покоцанный Кодекс и пару раз стучит молотом по полу, да с такой силой, что присутствующие подпрыгивают вместе со стульями.
- Судья тут я, - говорит он. – И приговоры выношу тоже я.
Максвелл, поспешно:
- Простите, Ваша Совесть, оговорился. Привычка, знаете ли, на Англию который год ходим…
Судья степенно кивает.
- Смотрите, епископ, ещё одна такая оговорка, и отправитесь к своему шефу вне очереди.
- Истец, у нас гражданский процесс, - напоминает Обвинитель.
Девочка-секретарь смущенно хихикает: вообще-то у них тут пародия на правосудие.
- Вы всё-таки про мировое соглашение подумайте, - вставляет она.
Максвелл опасливо продолжает:
- С древних времён мы – вершители добра и наносители божественной справедливости на Земле. Мы несём свет истинной, Католической церкви, христианскую мораль и добродетель народу. Мы убивает еретиков и вампиров! И вот эта жалкая!..
Судья тянется к молоту. Максвелл спешно подбирает менее эмоционально окрашенные эпитеты.
- И вот, этот фанфикер, эта… женщина, смеет оскорблять епископов Матери-Церкви. О, Ваша Совесть, это такое унижение! Мало нам Создателя, презренного задрота, рисующего под богомерзкой анашой и обожающего грудастых баб!..
Голос из зала:
- Думаете было бы лучше, если бы Создатель мужиков любил?
Максвелл, свирепо скривившись:
- Тут я говорю! Так отомстим же ей за издевательства!
- И страпон! – робко добавляет Рип из зала.
Судья вежливо покашливает:
- Наказание не несёт под собой цели отомстить. С такими замашками вам бы в Инквизицию.
Максвелл, зло:
- А вы как думаете, откуда я?
Их Совесть отрывается от своего, несомненно, увлекательного и интеллектуального дела и заинтересовывается процессом.
- Про оскорбления поподробней, пожалуйста.
Епископ, стараясь не углубляться в подробности, начинает вещать о том, какая вера наиболее правильна, как не стоит толковать Священное Писание, почему епископами нельзя назначать женщин – тут Обвинитель косится на него весьма выразительно – и вообще уходит от темы, ограничиваясь общими фразами. Например, о вреде фанфикшена, как явления. И том, почему девиц надо пороть розгами, чтобы не возводили поклёп на епископов. Да вообще, что эти дуры-бабы понимают, это было не подлое нападение, а Священная война! И не орал он, слюной не брызгал, это была благородная ярость! А уж про способность пролезать в любую щель без мыла («Смазки!» - зло комментирует кто-то из зала) и вовсе брехня, иначе бы он давно в кресле Папы сидел, а не был в свои почти сорок всего лишь епископом был.
Периодически с той стороны, где сидят прочие истцы и свидетели, доносятся выкрики. В основном женские и очень обиженные, навроде: «Да ладно вам, епископ, это не вас в оборотня превратили!» или «А про меня всё время забывают! Я тоже хочу в фанфикшен!» или даже «Ну почему не я, а Зорин у нас на базе секс-символ?!»
Падре Андерсон, стараясь не вслушиваться в эту прочувственную речь, бормочет молитвы, сбиваясь с молитвы за врагов на заупокойную – он опасается, что вот-вот сорвётся и придушит кое-кого за то, что у него, честного католического священника, регулярно нарушается целибат. Сам собой. Ну, ещё немного злой фанфикерской волей. Например, сидящих в зале.
Обвиняемая что-то строчит в непонятно откуда добытом блокнотике, зло улыбаясь. Не надо быть провидцем, чтобы понять: после судебного заседания Максвеллу эту речь не раз припомнят.
Судья скучает и вырезает двухсотую снежинку, девочка-секретарь с недовольным видом конспектирует, дамы в зале разворачивают транспарант с надписью: «Энрико, ты лучший! Даёшь АА/ЭМ!», тролль со скуки бросается в них остатками попкорна. Возвращение Зорин с мирно спящим сном усталого сурка Майором подмышкой остаётся без внимания.
Максвелл меж тем уходит всё дальше в дебри словесных рассуждений, сожалея, что женщин вообще научили читать и писать. Голос из зала на это вежливо замечает, что предкам епископа просто не стоило так рано слезать с деревьев, не пришлось бы сейчас страдать.
- Протестую, ваша честь, - возражает Адвокат. – Истец не изложил никаких доводов по сути дела.
Епископ возмущенно возражает, между сторонами завязывается короткая, но эмоционально насыщенная перепалка, в процессе которой Максвеллу поминают преступления, в совокупности тянущие на три смертных казни, а Адвокату намекают на неизлечимый вампиризм и пристрастие к собственным Хозяйкам. Конец перепалке кладёт Обвинитель, у которой на входе в зал изъяли фамильную саблю, но вот про именной пистолет забыли.
Убедившись, что и этот представитель не изложил никаких существенных доводов, Судья вызывает ещё одного истца для оглашения сути дела и уточнения претензий. Адвокат тем временем спешно залечивает три новые дырки в голове, не иначе как для охлаждения пробитые. Максвелл, даром регенерации тела и одежды не наделённый, прикрывает дыру в рукаве.
Епископ, возмущенным срывающимся фальцетом:
- Вы не выслушали меня!
Судья, сурово поправив парик в букольках:
- Иск отклонён.
Обвинитель и Максвелл хором:
- Почему?
Их Совесть, важно помахав Кодексом и ножницами:
- В процессе чести и достоинства у истца не обнаружено. Значит было посягательство на негодный объект. Иск отклонён.
Епископ пробует возмущаться, но вовремя вспоминает про молот, последнее предупреждение и отсутствие за спиной гороподобного и безмерно преданного Андерсона, в связи с чем замолкает.
Секретарь снова залезает на стульчик и тонким голоском вызывает последнего представителя стороны обвинения: Рип ван Винкль, Волшебного Стрелка и старшего лейтенанта Последнего Батальона по совместительству.
Бледно-зелёная от ужаса Рипхен выходит к кафедре, за которой занимает место. Адвокат одаривает её хищно-оценивающим взглядом – таким мясник смотрит на упитанную бурёнку. На лице ван Винкль отражаются такие немыслимые страдания, что куда там Анне Карениной на рельсах, но бежать девушке некуда, а любимый мушкет с хозяйкой разлучили аккурат на входе в зал.
Судья, настойчиво:
- Надеюсь, хоть вы мне объясните, чего хочет сторона истца?
Рип, срывающимся от волнения и непосредственной близости ужасного клыкастого и готового её на месте сожрать Самиэля, начинает речь:
- Уважаемый Суд, я несчастная девушка-фрик, у меня был ужасный Создатель и тяжелое детство.
- И прибитые к потолку игрушки, - добавляет голос из зала.
Старлей отчаянно алеет, становясь похожей на конопатую помидорку.
- У меня кошмарное начальство!.. Было, - всхлипывает девушка, - пока меня не сожрали.
Судья смотрит на фроляйн Рип задумчиво – видно хочет сказать, что для съеденной она неплохо выглядит.
Адвокат, плотоядно:
- Ваша честь, я сам был не рад, что мне пришлось её есть. Вы на неё посмотрите: тощая, долговязая, с крестиком этим, он у меня в зубах застрял, да ещё и с мушкетом. Её даже запить нечем было! Тут я - пострадавшая сторона.
Судья стучит молотом по столу. Все опять подпрыгивают, где-то за сценой падает плохо привинченный софит.
- Адвокат, мы сейчас другой иск разбираем, недостатки продуктов питания будете разбирать в другом месте.
Адвокат примирительно поднимает руки:
- Молчу, молчу.
Рип продолжает свою трагическую повесть о нелёгкой судьбе:
- И вот, после смерти, меня вытащили из этого, - снова всхлипывает и обличающее тыкает пальцем в Адвоката, - и заставили делать такие вещи… такие… И всё онааа…
Ван Винкль заливается горючими слезами и отказывается продолжать. Судья и Обвинитель её уговаривают, но помогает это мало.
- Ну что вы, милочка, рыдаете? Расскажите, чем вас обидели. И при чем тут Обвиняемая?
Обвиняемая и Адвокат тем временем обмениваются жестами, говорить о которых автору не позволяет врожденная стыдливость. Наконец, Адвокат понятливо кивает и поднимает средний палец вверх, словно восклицая: «Да-да, натянем их всех!»
Рип отчаянно алеет и мотает головой.
- А можно я вам на ушко скажу? – тихо спрашивает она.
Заинтригованный Судья соглашается.
Истица подходит к Их Совести и что-то шепчет на ухо. Капюшон Судьи качается вверх-вниз, иногда он изумленно отстраняется, окидывает Рип взглядом и переспрашивает: «Неужто?» «Да ладно!» «Быть того не может!» и «А какого он был цвета?»
Наконец, исчерпав запас жалоб, ван Винкль возвращается за трибуну.
Судья, ошарашено:
- Ну, милочка, вы не к тому предъявляете иск. Думаю, вам стоит разобраться с…
Помощница адвоката, залившись краской не хуже Рип пятью минутами ранее, вскакивает со своего места:
- Меня принудили! Я невменяема! У меня справка есть!
Адвокат:
- А я пятьсот лет как умер. Все сроки исковой давности вышли. Прошу отклонить иск согласно статье восьмой Афторского Кодекса.
Обвинитель, скрестив руки на груди:
- А я вообще потерпевшая сторона. Будут претензии – будете иметь дело с моими адвокатами.
Со своего стульчика поднимается Док и, трагично воскликнув: «Я тебя породил! Как ты могла?!» - падает на пол, словно сраженный вражеской пулей.
Ганс молча поднимает табличку с надписью: «Я вымирающий вид! Я буду жаловаться в Гринпис!», а Майор, перевернувшись во сне, бормочет: «Да я до вас, фроляйн, только со стремянки достану».
Судья, немного подумав:
- Выходит, голубушка, Обвиняемая тут ни при чём.
Рип, развернувшись, убегает на своё место – плакаться Зорин в жилетку.
Обвинитель, похлопав уходящую ввысь стопу бумаг:
- Позвольте добавить, Ваша Совесть! Эта женщина, - все взоры обращаются к что-то строчащей в блокноте Обвиняемой, - законченная вуаеристка. Её чрезмерное внимание к… отдельным персонам – само по себе оскорбление. Ваша Совесть, она нарушает положения половины статей Афторского Кодекса своими действиями! Она совершила преступления против порядка неуправления и даже вмешалась в ход истории! А её пристрастие к bdsm-у просто ни в какие ворота!.. Только посмотрите, сколько материала собрано по её делу. Да тут на восемь расстрелов хватит.
- Крайняя необходимость, - уточняет Адвокат. – Что значит оскорбление одному, когда на кону судьба государства?
Судья, заинтересованно:
- А что за оскорбление?
Адвокат, мурлычущим тоном:
- И правда, что? Три оргазма за ночь, леди Хеллсинг, что вам не нравится?
Обвинитель, возмущенно:
- Мало… То есть это унизительно! Ваша Совесть, Обвиняемая подкупила Адвоката. Они вступили в преступный сговор с целью опорочить честь Рыцарей Протестантской Церкви.
Адвокат, патетично:
- Посмотрите на эту юную леди! Посмотрите в эти честные глаза, - Обвиняемая крутит пальцем у виска, Адвокат грозит ей кулаком. – Неужели вы верите, что она могла совершить все эти преступления? Не корысти ради, а токмо из благих побуждений, эта чудесная девушка вмешивается в ход событий нашего жестокого мира. А что до вуаеризма, Ваша Совесть, согласитесь, у всех есть свои маленькие слабости.
Обвинитель, уверенно:
- Врёт и не краснеет. Кровосос, не забывай, кто из нас двоих Хозяйка.
Адвокат, показушно припав к ногам девушки:
- О, пинайте меня, моя жестокая леди.
Обвинитель спешно отодвигается, бормоча: «Ну-ну, подожди до ночи, кобелина».
Адвокат, точно бес-искуситель, вопрошает:
- Госпожа Обвинитель, а если моя подзащитная предложит вам мировое соглашение?
Обвинитель, задумчиво взвешивая все за и против:
- А двукратное увеличение финансирования она обеспечит?
Адвокат, уверенно:
- Хоть тройное. И домик в Швейцарии, леди, как вы и хотели. Да что там, даже троих детей и пять, нет, десять оргазмов за ночь!
Обвинитель разрывается между жадностью и упрямством. В глубине души Обвинитель – девушка нежная, романтичная, хрупкая и слабая. Это общество заставляет быть Железной Леди.
- Ладно, так и быть, за недостаточностью доказательств прошу снять с Обвиняемой все обвинения.
Судья, расстроено:
- А какого ляда я вообще сюда шёл? Чтобы вы в зале суда примирились?! А ну выдвигайте требования, Суд жаждет зрелищ.
Адвокат, мрачно и предвкушающее улыбаясь:
- Ваша Совесть, ответчик хотел бы заявить встречный иск.
Судья оживляется:
- Оглашайте!
Адвокат, выпрямившись во все свои два с лишним метра роста:
- Эта девушка, себя не жалея и радея об общем деле – несении в наш жестокий и скучный мир флаффа и романса, столько сделала для вас, персонажи.
- Особенно кинк, - злобствует Максвелл.
Муза, с заднего ряда, воодушевленно поддакивая:
- Да где это видано, чтобы персонажи против автора бунтовали?
Персонажи возмущенно ворчат, но возразить не смеют – у Музы на поводке Обоснуй, стоит ей его спустить, и они с тоской будут вспоминать bdsm и non-con, которые по сравнению с возможным вариантом развития событий покажутся детским лепетом на лужайке.
- На её хрупких плечах забота о всем фандоме!
- Она нас притесняааает! – доносится из зрительного зала.
- Она разглядела во мне личность, а не гламурную кретинку с сиськами! – встревает помощница Адвоката.
- А про меня никто не пишет! – жалобно тянет девочка-секретарь.
- А мне вернули национальность!
- А мне!..
- А мне!..
Персонажи наперебой начинают перечислять заслуги Обвиняемой, Максвелл только зло скрипит зубами – даже его идейные сообщники – Рип и Майор вспоминают что-то хорошее.
- Она не позволяет нам уйти в Забвение и Небытие! – добавляет кто-то.
Персонажи смущенно замолкают. Действительно, какая бы их ожидала участь, если бы не было Обвиняемой.
- Радуйтесь ещё, что она не яойщица, - добавляет Адвокат.
Мужская часть населения испытывает желание перекочевать поближе к выходу. Только тяпнувший коньяка пополам с валерьянкой Майор остаётся на месте: ему сейчас любой ану… любая лужа по колено, а горы по плечо.
Пользуясь представившейся возможностью и подгоняемый бодрящими клевками некоей жареной птички пополам с нежной любовью к произнесению партийно-правильных речей, Майор забирается на стол:
- Господа! – торжественно объявляет он.
Все оборачиваются к тему.
- А мне похуй! – завершает он.
Тут в обсуждение вмешивается Судья. Пару раз долбанув молотом по столу и убедившись, что внимание привлечено, он, пошатываясь, точно баркас в семибальный шторм, поднимается из-за стола.
- А теперь все заткнули пасти, Суд приговор читать будет.
Судья, громко:
- Ответчики, вы приговариваетесь к исправительным работам на благо фандома.
Адвокат довольно ухмыляется в двести с лишним острых зубов, помощница его, расчувствовавшись, обнимается с помощником Обвинителя к большому удовольствию последнего. В зале кто-то начинает было возмущаться, но Судья метко бросает молот, и возмущения мгновенно прекращаются.
- Исправительными работами считать… - Максвелл и компания чуть дышат, опасаясь прослушать весь вердикт, - участие в двух сотнях любых фанфиков автора на её усмотрение.
Все замирают. Воцаряется немая сцена не хуже ревизоровской. Епископ Максвелл, в позе городничего, полуприсев, с разведёнными в стороны руками, полуоткрытым ртом и выражением удивленной рыбы-пилы на лице; по правую руку от него Юмико и Хайнкель с устремившимися к нему катаной и пистолетами; за ними падре Андерсон, скрючившись вопросительным знаком и перебирающий чётки; за ним Ганс, растерянный и недоумевающий. По левую сторону от епископа Рип, с вытянутым лицом, горящими глазами, вздёрнутыми бровями, словно говорящая: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» Помощница адвоката, хитро сощурясь, с самым сатирическим выражением лица; свидетели и Муза, замершие просто столбами, не зная, смеяться, плакать или поминать Создателя по матушке. Замирают и зрители, один только тролль давится попкорном и в судорогах катается под стулом. Обвиняемая, а ныне оправданная, мрачно и предвкушающее улыбается.
Девочка-секретарь вскакивает на табуретку и громко объявляет:
- Всем встать, Суд уползает.
Их Совесть съезжает со стула и величественно уходит на четвереньках за кулисы.
Занавес опускается.
Поздравлялка.
Дорогая моя -Шинигами-! Поздравляю тебя с двадцатиоднолетием и тем фактом, что уж теперь-то тебе можно читать фанфики NC-21, а не только их писать. ^^
А если серьёзно, то, Шинь, от всей души желаю тебе, чтобы этот год твоей жизни принёс тебе только много-много позитива.
Подарок.
А если серьёзно, то, Шинь, от всей души желаю тебе, чтобы этот год твоей жизни принёс тебе только много-много позитива.
Подарок.