Немного Дигры в дневнике. С пейрингом Канда/Линали. Правда Канды тут... мало.
583 словаЛинали Ли снится, что она – лепесток лотоса. Не корень, покрытый илом и прячущий толстое рыхлое тело в грязной воде, света белого не видевший. Не лист, глянцевый, блестящий и яркий, день-деньской плывущий куда-то, да так и остающийся на одном месте, на склизском стебле-привязи. Линали Ли – лепесток лотоса в песочных часах. Отмеряет время, отсчитывает, сколько осталось жить хозяину колбы с цветком. Линали Ли, должно быть, мерило всему сущему, что оно есть, и не сущему, что оно не есть. Это верно хотя бы для одного лотоса. Лотос часть мира лепестка, без него не будет остального. Наверное.
Линали Ли снится, что она снова в комнате Канды Юу. Спит и видит сон, в котором Канда вернулся. Это очень важно, Линали боится проснуться и забыть, почему. Замер рядом, боясь разбудить её. Дышит тихо и ровно, прижимается жарко и крепко. Знакомо. И прижаться к нему можно без всякой опаски. И улыбнуться сонно – хороший ведь сон, почему бы не улыбаться? Под Кандой скрипит кровать – тоже во сне. И целует он Линали в лоб наверняка во сне. У лепестков лотоса есть лоб?
Линали зовёт тихо-тихо: «Ка-а-а-анда». Линали Ли снится, что она – лепесток лотоса, что качается на волнах. Откуда взяться волнам в стеклянной колбе – лепестку не важно.
Линали Ли трётся о чужую ладонь мокрой от слёз щекой – она обещала себе не плакать, она хозяйка своему слову, как дала, так и назад забрала. И успокаивается только почувствовав под пальцами ткань рубашки, пропахшей потом и сладким: сталь, гниль и мёд, запахом акума. И лотосами. Канда Юу пахнет лотосами. И пуговицы она расстёгивает привычно – а пальцы у Линали неловкие, лепесткам лотоса не положено иметь пальцы. И прижимается всем телом, утыкается носом в грудь.
Чужие руки касаются Линали осторожно, точно она древняя китайская ваза, готовая вот-вот разбиться на тысячу осколков от неловкого движения. Чужие руки скользят по грудям – сквозь тонкую ткань сорочки – чуть сжимая и перекатывая между пальцев соски, оглаживая плечо. Гладят бедро – а в паху от этого щекотно, в животе жарко и почти больно бьётся пульс. Лепестку должно быть щекотно? Линали очень не хочет просыпаться – такой ведь хороший сон.
Линали повторяет в пустоту: «Ка-а-анда». Лепестку лотоса снится, что он – Линали Ли. Или наоборот, лепестку не важно.
Важно то, что её губ касаются чужие – очень знакомо - а волосы Канды щекочут лицо. Лепесткам положено иметь лицо? Это не важно, когда жарко и хорошо. Когда сорочка куда-то пропадает – раз, и исчезла, и правильно – бедра касается влажное и горячее. Линали сгребает простыни ладонью с такой силой, что пальцы сводит судорогой. Это не имеет значения, когда пальцы Канды касаются мягких складок плоти, а потом скользят внутри её тела: сперва один – Линали Ли закусывает губу до крови – потом несколько.
Важно то, что через пару мгновений палец сменяет медленно трущийся о влажные складки член. Что сама Линали бесстыдно раздвигает ноги – это ведь снится, это значит всё можно и совсем не стыдно. И подаётся вперёд бёдрами – почти до боли. И всхлипывает потом, кусая пересохшие губы. Лепестки лотоса всхлипывают?
Линали Ли знает, что проснётся. Проснётся, когда размеренные и медленные движения станут отрывистыми и резкими, словно вколачивающими Линали в матрас. Когда будет беззвучно кричать имя, которое до этого шептала. Когда будут успокаивающие поцелуи – в скулы, шею, подбородок. И сбивчивое: «Ти-и-ише», когда дыхание сорвётся. И судорожно выгибающееся от удовольствия тело, запрокинутая голова – до ломоты в затылке – и горячая волна из низа живота, которая скрутит тело одним спазмом. Будет хорошо, очень, безумно хорошо. Тогда Линали проснётся. Не раньше.
А пока Линали Ли спит, и ей снится, что она – лепесток в колбе, оторвавшийся от цветка и скользящий в никуда.
Интересно, это как-то связано с тем, что Канду Юу назвали лотосом?