- А говорили, что не курят!
- Да. И при этом хихикали как идиоты..." (с) Арагорн - Леголасу.
Так вот, ответственно заявляю, мы не курили
08.05.2012 в 21:58
Пишет -Шинигами-:«И снилось мне»
Приснился мне сон намедни. Диво как хорош, я прям даже пожалела, что он как-то неожиданно закончился, а проды, меж тем, из Небесной Канцелярии не поступало.
Это из разряда «любите ли вы эклетику так, как я люблю ее?» Не будем больше возить манной кашей по стеклу, сон пересказывать будем.
Эклектика!Сон начинался с того, что Комуи собирает Лави, Линали и Канду в кабинет и выдает им техзадание на следующую миссию: на южном Урале, мол, какой-то Щ.И.Т. хэппенс, как раз по нашему профилю. Люди видят странное по ночам и не только, люди пропадают, люди запуганы и вокруг сплошь катаклизмы, треш, угар и саботаж. Герои наши изучили карту местности (спихнули ее Лави, чтобы вникал), повздыхали (ехать-то в ебеня) и отправились на вокзал.
Ехали душным и тесным поездом, в самый разгар лета, за окном то степь, то лесок, то холмик, то деревенька проскочит. Причем единственный за неделю поезд в нужном направлении ехал набитый битком разнорабочими, которые торопились на летний заработок. И, несмотря на все бубубу со стороны Канды, в купе к нашей гоп-компании подселили четвертого (сердобольные Лави и Линали пустили). Мужик был горбоносенький, замотан какой-то серой тряпошкой по самые глаза, с футляром от контрабаса. Наши путешественники на него странно поглядывали (блуждающий музыкант, все дела, но как-то странно он блуждает), а мой же зоркий глаз распознал в их попутчике некоего Николаса Д. Вульфвуда, который туманно обозначил свою конечную цель как «нихуянеделание». Мужики уважительно покивали – весомый повод, чо. Сам Николас сказался местным (бугага) и между делом поспрашивал, а чего, собственно, в деревушке Энской забыли такие хорошо одетые молодые люди. Хорошо одетые молодые люди высказались туманно, что ищут кое-что в пещерах. И на свою же беду вызвали Николаса проводником, потому что он «все-все пещеры вдоль и поперек исходил, знает и вообще, каждый сталагмит ему знаком». Канда поморщился, Лави напрягся, Линали улыбнулись, но тут до них дошло, что «местного» они с хвоста стряхнуть не смогут.
Высадились они на полустаночке, типа такого, на котором поезд стоит две минуты. По золотой степи в полдень некоторое время чапали к городку (который что-то типа под Орском, что ли, расположен), ближе к вечеру уже нашли место, остановились заночевать. Там, под кумыс и лепешки, выслушали пугливые всхлипы местного населения, очень обрадовавшегося подозрительным серебристым блямбам на груди экзорцистов и контрабасу Вульфвуда, сообщили, что ТУДА ходить нельзя. ТАМ происходит пиздец. ТАМ все очень плохо! ТАМ просто УУУЖАС.
Канда и Лави переглядываются (Линали задумчиво пьет кумыс) и уточняют, что за УУУЖАС. Выясняется, что где-то в двух километрах в степь есть расселина, которая ведет очень глубоко. И из нее по ночам виден зеленый, очень яркий свет. Такой яркий, что целое северное сияние (на юге Урала).
«Зеленый свет по нашему профилю», – говорит Канда (который что-то типа главного в группе).
С утречка они вчетвером (в том числе местный, старательно ото всех прятавший лицо Вульфвуд) чапают в указанном направлении, загребая руками колосья пшеницы. Действительно находят расселину, которая целый провал в земле, широкий такой, длинный, почти что Гранд Каньон, а что внутри – нихуя не видно. Ребята просматривают расселину снаружи, понимают, что ничего не видят, решают на спуск. Вручают Николасу веревку, длинную такую, и сообщают, что будет их тащить в случае чего, потому что ай-яй-яй, как важно оставлять кого-то на стреме.
(на самом деле, им, наверное, очень хотелось от Николаса и его контрабаса избавиться, потому что Канда по стенам бегает, у Лави молоток, а у Линали ноги).
Пещера, в которую они спустились, заслуживает отдельного описания, наверное, но мне, к сожалению, не хватит языковой прочности – это проще было бы нарисовать. Несмотря на то, что снаружи ничего не было видно, изнутри она оказалась очень светлой. Ребята спустились в огромный, циклопических размеров грот, внутри которого текла подземная небольшая речушка. Света из расселины вполне хватало, чтобы рассмотреть всю красотищу: стены зеленого цвета. Камни невероятной красоты, все оттенки изумруда и листвы, от насыщенного, почти черного, глубокого, до нежнейше-салатового. Причудливые разводы, немного влажный (от сырости) цвет, даже сталактиты – зеленые, как самый мягкий мох. А другие стены были красные – гранат, наверное. Алые, бордовые, густо-малиновые прожилки, спиральки красного цвета (циклопических размеров), пятна, крапины, полосы, похожие на тигриные. А другие стены были из обсидиана, который вообще не пропускал свет – настолько черный, что он даже не бликовал. Другие – сапфирового цвета. Был янтарь и агат, оникс был и что-то типа кварца. Я и сама смотрела бы еще ооочень долго: потрясающе красивое зрелище, а главное, что все это мерцало и переливалось: свет, падающий из расселины, блуждал по стенам, расцвечивал их и внутри свет был настолько прекрасный, что любое северное сияние сосет и причмокивает в сторонке.
Ребята сперва поозирались, головами покрутили, невольно задумались: не эти ли отблески принимают за северное сияние?
– Свет-то только зеленый и только по ночам, – рассудил Канда, – лунного света на такое точно не хватит.
Лави и Линали согласились. Решили разведать обстановку: пошли вглубь пещеры, держась зеленой стены и надеясь, что в случае чего Лави и его хорошее чувство направления (х его з, так ли это по канону, но во сне так было) выведут обратно к расселине.
Шли довольно долго – минут десять. Удивлялись, что хоть расселина и осталась несколько позади, света все равно достаточно, даже фонарь доставать не пришлось.
Внезапно в пещере зашумело: Канда так дернулся, напрягся, потянулся к мечу – расслабился. Как оказалось, они спугнули летучую мышь. Он оборачивается обратно к друзьям – бац! Лави нет.
– Какого хрена, где Лави? – удивляется Канда.
– Лави? Только что здесь стоял, – дергается Линали.
Потыркались по углам, посмотрели туда, сюда, там побегали, там покричали – нету Лави. В процессе поисков наткнулись на еще одну расселину, которая вела еще глубже – достаточно глубокая, чтобы туда пролезть, но только ползком, в три погибели, только парню («У тебя задница застрянет», – как сказал Канда). Причем не просто расселина, а украшенная очень своеобразно: вокруг нее валялись черепа. Старые уже совсем, желтые, полусгнившие, тронь – в порошок развалятся. Ребятам стало немного не по себе.
Решили вернуться на место, где потеряли (у Линали тоже с направлением неплохо) и поискать хотя бы следы. Вернулись, Канда присел к следу Лави (сапог там в песочке у воды отпечатался).
– С одним следом мы далеко не уйдем, – говорит Канда.
Оборачивается к Линали. Чтобывыдумали? Правильно. И Линали тоже нет.
Канда заметался. Там покричал, здесь посмотрел, трижды туда-сюда пробежался, от расселины (ну а вдруг они его там ждут, два долбоеба?) к месту, где потерял, и обратно. Понял, что, кажись, дело совсем пахнет жареным. Решил поискать глубже в пещере, а чтобы не заблудиться – стал держаться русла реки (она без витков была, совсем).
Шел он вдоль нее с полчаса, покрикивал, мышей летучих пугал, на каждую тень (свою) напрягался – и не напрасно. Слева от него что-то мелькнуло – вроде бы как живое, но не летучая мышь. Напрягся Канда еще сильнее, покрался в ту сторону, держа руку Мугене – едва в речку от удивления не рухнул.
На камушке, на бережку, сидит девица. Красивая такая, но как будто бы немного не живая. Пряжу прядет (полоумная девица, как Канда подумал), на воду смотрит. Канда так к ней, вежливо, мол, ты что, совсем ебанулась, в таком месте сарафан просиживать? Налетел на нее с вопросами, разве что за шкварник не схватил (инстинкт самосохранения, видать, сработал), а на важную детальку не сразу внимание обратил: у нее нить выходила непростая.
Поднимает на него девица глаза, а они такие пустые-пустые, на камешек агат похожие. А нить у нее была – тонкая-тонкая цепочка, в пять раз завитая (косичку-колосок представляете?). Из меди.
(не могу не повизжать в этом месте, но ВЫ ПОНЯЛИ ДА ВЫ ПОНЯЛИ КОГО ОН НАШЕЛ ДА ВЫ ПОНЯЛИ ДА НУ ВЫ ЖЕ ПОНЯЛИ?! И не спрашивайте, что она делала на южном Урале, я не знаю XD)
– Не хотелось бы тебя расстраивать, – говорит ему Хозяйка, – но не жильцы твои друзья, всего скорей. А если и жильцы, то ненадолго.
И продолжает себе прясть медную цепочку.
Канда занервничал, напрягся, думал, что она ему угрожает – присмотрелся и понял, что нет, не угрожает, так, перед фактом ставит.
– Почему? – спрашивает Канда.
– Повстречали они тут приятеля моего старого, Великого Полоза. Он их и порешил. Или порешит, – миролюбиво докладывает ему Хозяйка. – Хотя еще не успел. Вы с час как вошли, а он сразу не ест.
(и да, я НЕ знаю, чего это миролюбивый Полоз взбесился XD)
Канда занервничал еще больше. Стал требовать информацию: где этот полоз и как бы ему рыло начистить. Хозяйка тонко так усмехнулась, подобрала цепочку и стала ее в клубок свивать.
– Я тебе укажу дорогу, – говорит, – но только в том случае, если ты на меня поработаешь. Согласен? – и протягивает ему клубочек.
Канда, которому уже мерещатся картины страшных смертоубийственных расправ над друзьями, хватает клубочек, выпалив: «Согласен». Секунд десять вдупляет, как клубочек работает, пока тот не прыгает на землю сам и не катится сам в нужном направлении – только успевай ногами перебирать.
Клубочек приводит Канду к какому-то гроту. И если в самой пещере довольно светло, то в этом гроте так темно, что даже фонарь толком не выхватывает ничего: как прорубаться сквозь мрак приходится. Канда понял только, что стены у него круглые, сам грот на яйцо чуть-чуть похож, дно грота усеяно костями не на один и не на два слоя, а его друзья каким-то таинственным образом развешаны по стенам без приспособлений: Лави просто так, а линали почему-то без одежды.
(видать, Полоз не лишен чувства прекрасного).
И видит самого Полоза: огромную, жуткую, стремных размеров тварь толщиной с хорошую такую сосенку, а голова у него – древнего старика, на лице которого печать Интеллекта и Альцгеймера одновременно.
(я НЕ ЗНАЮ, что с ним такого случилось, но мне самой Полоза жалко Т_Т)
Канда и Полоз устраивают эпичный заме с летящими во все стороны обломками костей, стен и одежды самого Канды: а Полозу хоть бы хны на все атаки Мугена. В итоге схватка закончилась все-таки в пользу Канды.
(он нанес ему какую-то мелкую совсем травму, то ли зуб сколол, то ли кончик хвоста, плохо помню, но Полозу хватило – взвыл и удрал в какую-то щель).
Только, значит, Канда пот утер и ошметки плаща подобрал, друзей снял и в чувство привести попытался, как у него за спиной вырастает Хозяйка.
– Я свою часть договора выполнила, – говорит она ему, – твои друзья, как в себя придут, найдут из пещеры выход, я им его подскажу. А вот ты останешься, будешь работать на меня. Не бойся, я их не съем – мне без надобности, – усмехнулась так и поманила Канду к себе пальцем.
Пошел, как загипнотизированный пошел.
В себя пришел у же в другой пещере, где Хозяйка взяла его так за руку и сообщила, что ей от него, в общем-то, немного надо: всего-то цветок.
– Цветок? – удивляется Канда. – Вырастить?
– Нет, – отвечает ему Хозяйка, – вытесать.
Взмахнула рукавом – и стеночка отъехала в сторону. А за ней оказался целый САД. Огромный, огромный сад каменных цветков, самых разных, от крохотной янтарной ромашки до огромных совершенно, в несколько раз больше человека.
Канда подбирает челюсть и почти без мата сообщает, что он, вообще-то, по камню тесать не умеет ни разу.
– Все так говорят, – отмахивается Хозяйка беспечно, – был у меня один из ваших, – указывает на крест Канды, – с огромным таким дрыном. Тоже говорил, что не умеет. Вон, что оставил. Сокаро его звали.
И указывает на огрооооомный цветок, который больше всего был похож на циклопических размеров ананас зелененького цвета.
– Я не Сокаро! – отвечает Канда. – Я долото и зубило в руках ни разу не держал! И вообще! Какой из меня каменотес?!
Хозяйка подошла к нему так – вплотную. Красивая, статная, глаза агатовые, смотрит прямо в душу.
– Мне, – говорит, – люди всегда интересны были. Я их души собираю, но не как иные – через обман или лесть – а по чести. Что внутри тебя есть, что дает тебе силы, что движет вперед – камень чувствует все, каждой прожилочкой, каждой крапинкой.
(гы, Сокаро живет АНАНАСОМ).
После чего наклоняется и целует Канду. Хорошо так, основательно целует.
Канда постоял так с минутку, пялясь в пустоту. Одухотворенный, как студент филфака перед зачетом по философии. Решительно пошел к валуну гранита размером с хороший тазик, решительно отказался от молотка и зубила и принялся творить.
Из прекрасного, почти алого, гуще цвета крови, куска граната он Мугеном (!) вытесал лотос. Полураскрывшийся, как будто на ощупь нежный, с черной зернистой сердцевинкой (как зернышки маракуйи). Посмотрел на это распрекрасное чудо и так, к Хозяйке, мол, можно мне его с собой забрать?
Хозяйка эту глыбу взяла играючи. Улыбнулась, покачала головой и – нет. Нет, нельзя. И пустила лотос плавать по подземной речушке.
– Надеюсь, тебе стало легче, – говорит. – Иди с миром, тебя друзья дожидаются.
И села дальше прясть свою медную пряжу.
Канда легко (удивительно) нашел выход. На выходе его ждет Николас (ы), который грызет кроличью ножку. О, говорит, герой наш вернулся. Канда так поморщился про себя, но говорить ничего не стал, только про себя задался логичным вопросом – какого черта эти два придурка его не дождались? В город, что ли, сдриснули?
(по его ощущению он провел в гроте Хозяйки часов шесть).
Когда и в городке никого не нашли на «потеряшной» точке сбора, решили возвращаться домой: не дети, чай, найдутся.
По дороге Николас и Кавнда говорили о чем-то вечном и приятном.
(то ли о сиськах, то ли смысле жизни – честно, не помню).
Вернулись в Орден – вопли, писки, визги, Лави, Комуи и Линали с рыданиями виснут на Канде, даже Аллен утирает скупую слезу, а Канда утирает недоумение и фейспалм.
А потом снова теряет челюсть: оказалось, в Ордене его не было полгода. Его уже похоронили и в зале славы повесили его фоточку с подписью «почетный труженик ножа и топора, романтик первого сорта».
И только после этого все обратили внимание на Николаса. И так, между делом: а ты вообще кто?!
– А я из ваших, – спокойно ответил Николас.
Докурил, открыл крышку своего контрабаса, а там – труп. Типа Марии. Зелененьким светится.
Вот на этом месте сон и кончился. А я запечалилась. Ну где еще я такой посмотрю, если не в своем больном воображении?!
URL записиПриснился мне сон намедни. Диво как хорош, я прям даже пожалела, что он как-то неожиданно закончился, а проды, меж тем, из Небесной Канцелярии не поступало.
Это из разряда «любите ли вы эклетику так, как я люблю ее?» Не будем больше возить манной кашей по стеклу, сон пересказывать будем.
Эклектика!Сон начинался с того, что Комуи собирает Лави, Линали и Канду в кабинет и выдает им техзадание на следующую миссию: на южном Урале, мол, какой-то Щ.И.Т. хэппенс, как раз по нашему профилю. Люди видят странное по ночам и не только, люди пропадают, люди запуганы и вокруг сплошь катаклизмы, треш, угар и саботаж. Герои наши изучили карту местности (спихнули ее Лави, чтобы вникал), повздыхали (ехать-то в ебеня) и отправились на вокзал.
Ехали душным и тесным поездом, в самый разгар лета, за окном то степь, то лесок, то холмик, то деревенька проскочит. Причем единственный за неделю поезд в нужном направлении ехал набитый битком разнорабочими, которые торопились на летний заработок. И, несмотря на все бубубу со стороны Канды, в купе к нашей гоп-компании подселили четвертого (сердобольные Лави и Линали пустили). Мужик был горбоносенький, замотан какой-то серой тряпошкой по самые глаза, с футляром от контрабаса. Наши путешественники на него странно поглядывали (блуждающий музыкант, все дела, но как-то странно он блуждает), а мой же зоркий глаз распознал в их попутчике некоего Николаса Д. Вульфвуда, который туманно обозначил свою конечную цель как «нихуянеделание». Мужики уважительно покивали – весомый повод, чо. Сам Николас сказался местным (бугага) и между делом поспрашивал, а чего, собственно, в деревушке Энской забыли такие хорошо одетые молодые люди. Хорошо одетые молодые люди высказались туманно, что ищут кое-что в пещерах. И на свою же беду вызвали Николаса проводником, потому что он «все-все пещеры вдоль и поперек исходил, знает и вообще, каждый сталагмит ему знаком». Канда поморщился, Лави напрягся, Линали улыбнулись, но тут до них дошло, что «местного» они с хвоста стряхнуть не смогут.
Высадились они на полустаночке, типа такого, на котором поезд стоит две минуты. По золотой степи в полдень некоторое время чапали к городку (который что-то типа под Орском, что ли, расположен), ближе к вечеру уже нашли место, остановились заночевать. Там, под кумыс и лепешки, выслушали пугливые всхлипы местного населения, очень обрадовавшегося подозрительным серебристым блямбам на груди экзорцистов и контрабасу Вульфвуда, сообщили, что ТУДА ходить нельзя. ТАМ происходит пиздец. ТАМ все очень плохо! ТАМ просто УУУЖАС.
Канда и Лави переглядываются (Линали задумчиво пьет кумыс) и уточняют, что за УУУЖАС. Выясняется, что где-то в двух километрах в степь есть расселина, которая ведет очень глубоко. И из нее по ночам виден зеленый, очень яркий свет. Такой яркий, что целое северное сияние (на юге Урала).
«Зеленый свет по нашему профилю», – говорит Канда (который что-то типа главного в группе).
С утречка они вчетвером (в том числе местный, старательно ото всех прятавший лицо Вульфвуд) чапают в указанном направлении, загребая руками колосья пшеницы. Действительно находят расселину, которая целый провал в земле, широкий такой, длинный, почти что Гранд Каньон, а что внутри – нихуя не видно. Ребята просматривают расселину снаружи, понимают, что ничего не видят, решают на спуск. Вручают Николасу веревку, длинную такую, и сообщают, что будет их тащить в случае чего, потому что ай-яй-яй, как важно оставлять кого-то на стреме.
(на самом деле, им, наверное, очень хотелось от Николаса и его контрабаса избавиться, потому что Канда по стенам бегает, у Лави молоток, а у Линали ноги).
Пещера, в которую они спустились, заслуживает отдельного описания, наверное, но мне, к сожалению, не хватит языковой прочности – это проще было бы нарисовать. Несмотря на то, что снаружи ничего не было видно, изнутри она оказалась очень светлой. Ребята спустились в огромный, циклопических размеров грот, внутри которого текла подземная небольшая речушка. Света из расселины вполне хватало, чтобы рассмотреть всю красотищу: стены зеленого цвета. Камни невероятной красоты, все оттенки изумруда и листвы, от насыщенного, почти черного, глубокого, до нежнейше-салатового. Причудливые разводы, немного влажный (от сырости) цвет, даже сталактиты – зеленые, как самый мягкий мох. А другие стены были красные – гранат, наверное. Алые, бордовые, густо-малиновые прожилки, спиральки красного цвета (циклопических размеров), пятна, крапины, полосы, похожие на тигриные. А другие стены были из обсидиана, который вообще не пропускал свет – настолько черный, что он даже не бликовал. Другие – сапфирового цвета. Был янтарь и агат, оникс был и что-то типа кварца. Я и сама смотрела бы еще ооочень долго: потрясающе красивое зрелище, а главное, что все это мерцало и переливалось: свет, падающий из расселины, блуждал по стенам, расцвечивал их и внутри свет был настолько прекрасный, что любое северное сияние сосет и причмокивает в сторонке.
Ребята сперва поозирались, головами покрутили, невольно задумались: не эти ли отблески принимают за северное сияние?
– Свет-то только зеленый и только по ночам, – рассудил Канда, – лунного света на такое точно не хватит.
Лави и Линали согласились. Решили разведать обстановку: пошли вглубь пещеры, держась зеленой стены и надеясь, что в случае чего Лави и его хорошее чувство направления (х его з, так ли это по канону, но во сне так было) выведут обратно к расселине.
Шли довольно долго – минут десять. Удивлялись, что хоть расселина и осталась несколько позади, света все равно достаточно, даже фонарь доставать не пришлось.
Внезапно в пещере зашумело: Канда так дернулся, напрягся, потянулся к мечу – расслабился. Как оказалось, они спугнули летучую мышь. Он оборачивается обратно к друзьям – бац! Лави нет.
– Какого хрена, где Лави? – удивляется Канда.
– Лави? Только что здесь стоял, – дергается Линали.
Потыркались по углам, посмотрели туда, сюда, там побегали, там покричали – нету Лави. В процессе поисков наткнулись на еще одну расселину, которая вела еще глубже – достаточно глубокая, чтобы туда пролезть, но только ползком, в три погибели, только парню («У тебя задница застрянет», – как сказал Канда). Причем не просто расселина, а украшенная очень своеобразно: вокруг нее валялись черепа. Старые уже совсем, желтые, полусгнившие, тронь – в порошок развалятся. Ребятам стало немного не по себе.
Решили вернуться на место, где потеряли (у Линали тоже с направлением неплохо) и поискать хотя бы следы. Вернулись, Канда присел к следу Лави (сапог там в песочке у воды отпечатался).
– С одним следом мы далеко не уйдем, – говорит Канда.
Оборачивается к Линали. Чтобывыдумали? Правильно. И Линали тоже нет.
Канда заметался. Там покричал, здесь посмотрел, трижды туда-сюда пробежался, от расселины (ну а вдруг они его там ждут, два долбоеба?) к месту, где потерял, и обратно. Понял, что, кажись, дело совсем пахнет жареным. Решил поискать глубже в пещере, а чтобы не заблудиться – стал держаться русла реки (она без витков была, совсем).
Шел он вдоль нее с полчаса, покрикивал, мышей летучих пугал, на каждую тень (свою) напрягался – и не напрасно. Слева от него что-то мелькнуло – вроде бы как живое, но не летучая мышь. Напрягся Канда еще сильнее, покрался в ту сторону, держа руку Мугене – едва в речку от удивления не рухнул.
На камушке, на бережку, сидит девица. Красивая такая, но как будто бы немного не живая. Пряжу прядет (полоумная девица, как Канда подумал), на воду смотрит. Канда так к ней, вежливо, мол, ты что, совсем ебанулась, в таком месте сарафан просиживать? Налетел на нее с вопросами, разве что за шкварник не схватил (инстинкт самосохранения, видать, сработал), а на важную детальку не сразу внимание обратил: у нее нить выходила непростая.
Поднимает на него девица глаза, а они такие пустые-пустые, на камешек агат похожие. А нить у нее была – тонкая-тонкая цепочка, в пять раз завитая (косичку-колосок представляете?). Из меди.
(не могу не повизжать в этом месте, но ВЫ ПОНЯЛИ ДА ВЫ ПОНЯЛИ КОГО ОН НАШЕЛ ДА ВЫ ПОНЯЛИ ДА НУ ВЫ ЖЕ ПОНЯЛИ?! И не спрашивайте, что она делала на южном Урале, я не знаю XD)
– Не хотелось бы тебя расстраивать, – говорит ему Хозяйка, – но не жильцы твои друзья, всего скорей. А если и жильцы, то ненадолго.
И продолжает себе прясть медную цепочку.
Канда занервничал, напрягся, думал, что она ему угрожает – присмотрелся и понял, что нет, не угрожает, так, перед фактом ставит.
– Почему? – спрашивает Канда.
– Повстречали они тут приятеля моего старого, Великого Полоза. Он их и порешил. Или порешит, – миролюбиво докладывает ему Хозяйка. – Хотя еще не успел. Вы с час как вошли, а он сразу не ест.
(и да, я НЕ знаю, чего это миролюбивый Полоз взбесился XD)
Канда занервничал еще больше. Стал требовать информацию: где этот полоз и как бы ему рыло начистить. Хозяйка тонко так усмехнулась, подобрала цепочку и стала ее в клубок свивать.
– Я тебе укажу дорогу, – говорит, – но только в том случае, если ты на меня поработаешь. Согласен? – и протягивает ему клубочек.
Канда, которому уже мерещатся картины страшных смертоубийственных расправ над друзьями, хватает клубочек, выпалив: «Согласен». Секунд десять вдупляет, как клубочек работает, пока тот не прыгает на землю сам и не катится сам в нужном направлении – только успевай ногами перебирать.
Клубочек приводит Канду к какому-то гроту. И если в самой пещере довольно светло, то в этом гроте так темно, что даже фонарь толком не выхватывает ничего: как прорубаться сквозь мрак приходится. Канда понял только, что стены у него круглые, сам грот на яйцо чуть-чуть похож, дно грота усеяно костями не на один и не на два слоя, а его друзья каким-то таинственным образом развешаны по стенам без приспособлений: Лави просто так, а линали почему-то без одежды.
(видать, Полоз не лишен чувства прекрасного).
И видит самого Полоза: огромную, жуткую, стремных размеров тварь толщиной с хорошую такую сосенку, а голова у него – древнего старика, на лице которого печать Интеллекта и Альцгеймера одновременно.
(я НЕ ЗНАЮ, что с ним такого случилось, но мне самой Полоза жалко Т_Т)
Канда и Полоз устраивают эпичный заме с летящими во все стороны обломками костей, стен и одежды самого Канды: а Полозу хоть бы хны на все атаки Мугена. В итоге схватка закончилась все-таки в пользу Канды.
(он нанес ему какую-то мелкую совсем травму, то ли зуб сколол, то ли кончик хвоста, плохо помню, но Полозу хватило – взвыл и удрал в какую-то щель).
Только, значит, Канда пот утер и ошметки плаща подобрал, друзей снял и в чувство привести попытался, как у него за спиной вырастает Хозяйка.
– Я свою часть договора выполнила, – говорит она ему, – твои друзья, как в себя придут, найдут из пещеры выход, я им его подскажу. А вот ты останешься, будешь работать на меня. Не бойся, я их не съем – мне без надобности, – усмехнулась так и поманила Канду к себе пальцем.
Пошел, как загипнотизированный пошел.
В себя пришел у же в другой пещере, где Хозяйка взяла его так за руку и сообщила, что ей от него, в общем-то, немного надо: всего-то цветок.
– Цветок? – удивляется Канда. – Вырастить?
– Нет, – отвечает ему Хозяйка, – вытесать.
Взмахнула рукавом – и стеночка отъехала в сторону. А за ней оказался целый САД. Огромный, огромный сад каменных цветков, самых разных, от крохотной янтарной ромашки до огромных совершенно, в несколько раз больше человека.
Канда подбирает челюсть и почти без мата сообщает, что он, вообще-то, по камню тесать не умеет ни разу.
– Все так говорят, – отмахивается Хозяйка беспечно, – был у меня один из ваших, – указывает на крест Канды, – с огромным таким дрыном. Тоже говорил, что не умеет. Вон, что оставил. Сокаро его звали.
И указывает на огрооооомный цветок, который больше всего был похож на циклопических размеров ананас зелененького цвета.
– Я не Сокаро! – отвечает Канда. – Я долото и зубило в руках ни разу не держал! И вообще! Какой из меня каменотес?!
Хозяйка подошла к нему так – вплотную. Красивая, статная, глаза агатовые, смотрит прямо в душу.
– Мне, – говорит, – люди всегда интересны были. Я их души собираю, но не как иные – через обман или лесть – а по чести. Что внутри тебя есть, что дает тебе силы, что движет вперед – камень чувствует все, каждой прожилочкой, каждой крапинкой.
(гы, Сокаро живет АНАНАСОМ).
После чего наклоняется и целует Канду. Хорошо так, основательно целует.
Канда постоял так с минутку, пялясь в пустоту. Одухотворенный, как студент филфака перед зачетом по философии. Решительно пошел к валуну гранита размером с хороший тазик, решительно отказался от молотка и зубила и принялся творить.
Из прекрасного, почти алого, гуще цвета крови, куска граната он Мугеном (!) вытесал лотос. Полураскрывшийся, как будто на ощупь нежный, с черной зернистой сердцевинкой (как зернышки маракуйи). Посмотрел на это распрекрасное чудо и так, к Хозяйке, мол, можно мне его с собой забрать?
Хозяйка эту глыбу взяла играючи. Улыбнулась, покачала головой и – нет. Нет, нельзя. И пустила лотос плавать по подземной речушке.
– Надеюсь, тебе стало легче, – говорит. – Иди с миром, тебя друзья дожидаются.
И села дальше прясть свою медную пряжу.
Канда легко (удивительно) нашел выход. На выходе его ждет Николас (ы), который грызет кроличью ножку. О, говорит, герой наш вернулся. Канда так поморщился про себя, но говорить ничего не стал, только про себя задался логичным вопросом – какого черта эти два придурка его не дождались? В город, что ли, сдриснули?
(по его ощущению он провел в гроте Хозяйки часов шесть).
Когда и в городке никого не нашли на «потеряшной» точке сбора, решили возвращаться домой: не дети, чай, найдутся.
По дороге Николас и Кавнда говорили о чем-то вечном и приятном.
(то ли о сиськах, то ли смысле жизни – честно, не помню).
Вернулись в Орден – вопли, писки, визги, Лави, Комуи и Линали с рыданиями виснут на Канде, даже Аллен утирает скупую слезу, а Канда утирает недоумение и фейспалм.
А потом снова теряет челюсть: оказалось, в Ордене его не было полгода. Его уже похоронили и в зале славы повесили его фоточку с подписью «почетный труженик ножа и топора, романтик первого сорта».
И только после этого все обратили внимание на Николаса. И так, между делом: а ты вообще кто?!
– А я из ваших, – спокойно ответил Николас.
Докурил, открыл крышку своего контрабаса, а там – труп. Типа Марии. Зелененьким светится.
Вот на этом месте сон и кончился. А я запечалилась. Ну где еще я такой посмотрю, если не в своем больном воображении?!