Автор: Салкарда
Бета: Stakkars
Размер: миди, 4368 слов
Пейринг/Персонажи: Даламар Арджент, OC, Рейстлин Маджере/Крисания Таринская, Меггин, Китиара и Живцы фоном
Категория: пре-гет
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Немного об эльфах и детях.
Предупреждения: АУ, жестокое обращение с
Вбоквелл к миди "Если бы".
4368 словШалафи вручил ему Чудовище с такой бережностью, словно оно целиком — от розовых пяток до взъерошенной чёрной макушки — было слеплено из мокрого песка и могло развалиться, если на него слишком сильно дунуть.
Испытывающий дикое, иррациональное желание бежать, кричать и прятаться где-нибудь не ближе Бездны Даламар сцепил зубы и взял Чудовище дрожащими руками. Словно оно было опаснейшим реагентом, способным взорваться, если его неосторожно встряхнуть. Или свежеслепленным Живцом, готовым откусить пальцы и ещё что-нибудь нужное всем, кроме его создателя.
— Присмотри за ребёнком, — приказал шалафи.
— Рейстлин, — позвала госпожа. — Идём же.
Сказала она это так, будто не зацеловывала и не тискала Чудовище почти час, отчаянно не желая оставлять чадо в Башне. И не смотрела на шалафи наполненными слезами глазами, надеясь, что тот смилостивится и позволит взять Чудовище с собой, на беседу с Праведным Сыном Элистаном.
— Глаз не спускай, — велел шалафи. — На сквозняках не сажай, не давай тянуть в рот всякую гадость и держи Стражей подальше. Через час покормишь, бутылочка с молоком на столе в кабинете, согреть не забудь. Если мы не вернёмся через три часа, спать укладывай сам.
— Будет исполнено, — выдавил Даламар, держа Чудовище как можно дальше от себя.
— Рееейстлин, — заскулила госпожа, разумно рассудившая, что чем раньше они уйдут, тем скорее вернутся.
— Иду, — рявкнул шалафи. Он тоже не жаждал бросать обожаемое Чудовище даже на полчаса. И добавил уже для Даламара: — И если хоть один волос упадёт с головы…
Даламар нервно сглотнул — Чудовище посмотрело на него с каким-то плотоядным интересом и срыгнуло.
Шалафи прижал госпожу к себе, не позволяя ещё раз броситься осыпать Чудовище поцелуями, и они исчезли, перенеслись куда-то за пределы Башни. Бессердечно бросили Даламара на растерзание Чудовищу.
Даламар содрогнулся до глубины души и едва удержался от соблазна зарыдать от жалости к себе и воззвать к какому-нибудь богу. Право слово, чем ему сейчас помогло бы размазывание соплей? Да и бог чёрной магии, Нуитари, тоже не мог пригодиться — он мог посоветовать максимум, как разделать Чудовище и пустить особо полезные части на порошки и вытяжки. Если бы решился. Или позлорадствовать над печальной участью Даламара. Обращаться к Тёмной Госпоже так же было бесполезно — она детей ненавидела, даже собственных, и те отвечали матушке полной взаимностью. Молиться же Мишакаль для служителя тёмных богов было бесполезно. Но вот прямо сейчас очень хотелось!
Даламар знал, что шалафи безжалостный, скорый на расправу и очень мстительный, но искренне полагал, что пять незаживающих ран были достаточным наказанием за предательство. Ан нет. Они были так, разминкой, перед настоящей карой — Чудовищем.
Иногда Даламар думал: а не за тем ли шалафи вернулся?
***
Когда шалафи вернулся на два месяца раньше, чем ожидал Даламар, последний начал надеяться, что теперь всё будет, как раньше. Это была глупая, наивная надежда, не имевшая под собой ровным счётом никаких оснований.
Начать с того, что шалафи ждали из Врат, мечущего молнии и огненные шары, грозящего всему живому в принципе и конкретно тем, кто имел в своё время неосторожность наступить чёрному архимагу на хвост. Пар-Салиан, не доверяя уверениям подчиненных в том, что уж в Бездне-то Рейстлин Маджере всенепременно убьётся сам и наверняка погубит жрицу, ввёл в Вайретской Башне военное положение. Спешно укреплялись ближние и дальние подступы, готовились коварнейшие и мощнейшие ловушки. Убелённые сединами маги сдували пыль со свитков и фолиантов с самыми опасными и убойными заклинаниями. Маги помоложе с помощью големов и наемных слуг заготавливали ингредиенты мешками и едва ли не возами. Одного помёта летучих мышей собрали столько, что им набили две залы. Рядом с ними маги опасались лишний раз чихнуть — а ну как сработает которое-нибудь проклятие, и Башня взлетит на воздух раньше, чем её кто-то решит штурмовать.
Дать врагу бой должны были все имеющиеся в распоряжении Конклава силы, от новичков, только прошедших Испытание, до старых развалин, способных прошамкать хоть какое-то заклятие. Пожалуй, явись под стены Вайретской Башни сам государь Сот вместе со своим воинством, ему живо и не особо напрягаясь натянули бы шлем на тазовую кость, не прибегая к помощи светлых жрецов. К встрече потенциального обиженного на весь мир бога было готово всё.
Однако шалафи явился внезапно. Он это умел и любил, конечно, и за это Даламар боготворил его ещё сильнее, хотя казалось порой, что дальше некуда.
Шалафи пришёл, во-первых, раньше срока, во-вторых, не из Врат, а из волшебного круга в лаборатории Палантасской Башни. И, в третьих, не один и даже не во главе армии демонов и прочих тварей с иных планов бытия. А со светлой жрицей, братом и кендером. Последних двух шалафи коротким взмахом руки сразу же отправил куда-то волшебными коридорами. Впрочем, серебряного подсвечника и ящичка с мелом он всё-таки потом не досчитался.
Сразу за этим шалафи выгнал из своих покоев абсолютно голую Китиару, ошарашенную и забывшую от удивления все слова, даже матерные, и Даламара в примерно том же состоянии и облачении.
— А как же?.. — выдавил Даламар, пытаясь прикрыться какой-то тряпочкой. — Как же Такхизис? А стать богом?
— Я временно отступил, чтобы провести рекогносцировку, — холодно сказал тогда шалафи. — В моём плане обнаружились существенные пробелы.
Прячущаяся за спиной шалафи молодая госпожа и её явственно округлившийся живот чуть проясняли картину. И пробелы в планах тоже.
«Жрице неудобно Врата открывать на пятом месяце беременности», — перевёл для себя Даламар.
— Вот и оставляй тебя одного в Башне. Развел тут без меня… блядуарий, — мрачно посетовал шалафи.
До Даламара запоздало дошло, что с внешностью шалафи что-то не так. И с лексиконом тоже.
Китиара вышла из ступора, хлопнула себя по голым бёдрам и нервно расхохоталась.
Позднее Даламар понял, что шалафи вовсе не собирается открывать Врата и неоправданно рисковать беременной госпожой. Появление на свет Чудовища только подкрепило это решение.
А отдуваться предстояло Даламару.
Иногда Даламар сам себе напоминал белку, на которую со всех сторон валятся шишки. Перед остальными попавшими в этот шишкопад у него было существенное преимущество — там, где его товарищи по несчастью падали, зашибленные и погребенные, Даламар выползал из-под кучи шишек в синяках, с облезлым хвостом и попорченной шкуркой, порядком побитый, но зато с набитыми за щёки орехами.
И при всём этом он всегда оказывался крайним!
А ещё совсем не умел обращаться с детьми.
***
Опыта обращения с детьми младше сорока лет — по эльфийским меркам — или младше пяти — по человеческим — у Даламара не было вовсе. Никакого. Вообще и в принципе. Даламар был единственным отпрыском своих родителей, и потому нянчиться с младшими братьями или сёстрами ему не довелось. Кузены и кузины были значительно старше его, некоторые даже завели своих отпрысков. Лорд Ралан Эфлид Принесенный Крыльями был, по счастью, бездетен, но даже если бы и нет, своих детей доверил бы Даламару только при условии, что в Сильванести на тот момент вымерло всё остальное население. В эльфийском же обществе не принято было показывать перед посторонними детей, пока они не достигали возраста, в котором не стыдно за склонное ходить под себя и нести чушь чадо.
И вдруг Даламара на пару часов всучили Чудовищу. Или наоборот.
А так же совершенно забыли отменить остальные обязанности. Потому пришлось таскать Чудовище с собой. А вёдра с кашей для обитателей вивария левитировать, презрев запреты на бытовое колдовство.
Вначале Даламар нёс его на вытянутых руках, но быстро устал. Повязать платок хитрым способом, как это делала госпожа по примеру варварских человеческих женщин, когда прогуливалась с Чудовищем на руках, эльф так же не сумел. Смог только подхватить Чудовище, как дама комнатную собачонку — через живот — и, с тревогой прислушиваясь к заунывному возмущенному воплю, прерываемому негодующим иканием, унёс в Келью Всеведения. Там Даламар усадил подвывающее, как банши Лорда Сота, Чудовище на расстеленный плащ и принялся за утренние процедуры.
Больше, чем на три минуты, Чудовище ему доверили впервые только этим утром, и прекрасное время, когда оно только научилось ползать, Даламар практически не помнил. Хотя бы потому, что обычно над Чудовищем тряслись госпожа Крисания и шалафи, нежно зовущие горластую тварь Зайкой. На долю же Даламара максимум выпадало кормление Чудовища тёртым яблоком и чищеной морковью. Чудовище в это время обычно смирно сидело на коленях у родителя и плевалось во все стороны слишком крупными кусочками фруктов и корнеплодов. Потому эльф беспечно оставил Чудовище сидеть на плаще, отчего-то решив, что не умеющее ходить, не держась за руки родителей, и бегать существо не способно никуда деться без посторонней помощи.
Чудовище мигом перестало выть, завалилось на спину и задрыгало конечностями, лепеча что-то бессмысленное. Живцы поглядывали на него растеряно, явно прикидывая, что это: бойкая еда или очередной, более удачно созданный, соплеменник.
Переступая через пупырчатые, осклизлые, покрытые выростами, искореженные магией тела Живцов, Даламар прошёл к углу, где было устроено подобие кормушки.
По себя он некстати подумал, что шалафи с его стремлением уподобиться богам и научиться творить живых существ путями, отличными от полового, зашёл так далеко, что, даже вполне прозаически зачав Чудовище, и в нём тоже что-то намудрил с исходными параметрами и генетическим кодом.
Что же до Живцов, то они, будучи пусть и вечно страдающими, но всё же живыми существами, регулярно хотели есть. Желательно не раз в день, но об их желаниях никто не спрашивал. Однако кормить их кто-то был должен. И, конечно, этим кем-то была вовсе не госпожа, которая даже не подозревала о существовании Кельи и её уродливых обитателей.
На ходу Даламар пересчитывал подопечных. На всякий случай: во-первых, Живцы имели неосторожность падать в бассейн и сгорать от одного соприкосновения с его огненными водами. Во-вторых, не раз и не два бывало, что кто-то из них ухитрялся бежать, просачиваясь в щель под дверью. Натыкаться на них в жилых помещениях Башни было как минимум неприятно. А на их экскременты ещё и опасно — Даламар как-то летал по лестнице, поскользнувшись на какой-то склизкой лепешке.
«Два, четыре, шесть... А этот куда залез? Вон те двое — они же срослись боками или просто так лежат рядом?»
Пока Даламар пересчитывал Живцов, Чудовище добралось до бассейна, из которого к потолку Кельи поднимался язык голубого пламени. Ходило оно откровенно так себе, потому переняло ценный опыт других подопечных Даламара и поползло. Одно радовало — не оставляя за собой липкого следа, отходов жизнедеятельности, гноя или плохо приживленных частей тела.
Из задумчивости эльфа вывели плеск и радостное хихиканье.
И паническое многоголосое шипение: — Хосяяяин!
Как выяснилось, оставшееся без присмотра буквально на минутку Чудовище перегнулось через бортик так, что наружу торчали только ноги в полосатых вязаных носочках, запустило в бассейн обе руки и там плескалось, хохоча и пуская восторженные слюни. Шалафи мог не сомневаться — Чудовище точно было его ребёнком, и воображаемыми рогами он потрясал напрасно, закатывая порой госпоже такие сцены ревности, что Башня тряслась от самых подвалов до шпиля с громоотводом. Отцовскую защиту от воздействия огня магического происхождения Чудовише определённо унаследовало. Больше просто было не от кого.
Вещество, наполняющее бассейн и способное сжечь всё живое на подлёте, Чудовищу не вредило. Даламару на миг стало чисто теоретически интересно, что с ним станет, если бросить его в чан с кипящей лавой.
Правда, научный интерес быстро сошел на нет — прагматичная часть сознания подсказала Даламару, что с Чудовищем в чане с лавой, может, ничего и не сделается, а вот с самим эльфом очень даже. И не надо было даже сомневаться, что именно там Даламар и окажется, если допустит, чтобы с головы Чудовища упал хоть один чёрный волос. Если раньше госпожа Крисания просто не свернёт Даламару шею.
Выругавшись, Даламар, несолидно перепрыгивая через Живцов, бросился вытаскивать Чудовище из бассейна. То повело себя не так, как полагается избавляемому от неминуемой гибели: оно в процессе спасения верещало, дрыгалось, извивалось, норовя выпасть в огненную воду.
Набросив на орущее на одной омерзительной, режущей слух ноте, Чудовище заклятие, накрепко приклеившее детские подштанники к полу, Даламар вытер со лба пот и почти с ностальгией вспомнил время своего служения у эльфийского лорда. У него было как-то проще. Привычнее. И на порядок более предсказуемо.
Чудовище подавилось воплем и какое-то время безмолвно разевало рот, силясь выразить всё накипевшее в нём возмущение. Оно поёрзало по полу, прикидывая, сможет ли уползти к понравившейся игрушке, но заклинание держало крепко.
— Ори, сколько влезет, — с мрачным удовлетворением сказал Даламар, разворачиваясь к Чудовищу спиной.
Дикий визг, какой издаёт разве что ржавая гномья пила, был ему ответом.
— Я ещё заглушающее заклинание поищу, — добавил злорадно Даламар, не оборачиваясь.
Вопль поменял тональность. Теперь в нём явственно слышалось: «Ну что, обидел маленького и радуешься? Вот это ты зря-а-а»!
Оставалось цыкнуть на Живцов — чтобы не вздумали разболтать шалафи об увиденном.
Расчёт на то, что без благодарной публики Чудовищу наскучит орать и оно замолчит само, оправдался. Напевая фривольную песенку о купании эльфийских дев в мелком озере, Даламар вычистил кормушки, подтащил от дверей два ведра с жидкой кашей — не у всех Живцов были зубы — согрел их заклятием. Раньше иногда Даламар ленился и гонял за кашей Стражей, но способность последних существенно охлаждать вокруг себя предметы делала их не лучшими смотрителями импровизированного вивария. Хотя бы потому, что каша смерзалась в ком, а голодные Живцы, нагрызшись льда, маялись желудками, зобами, зубами и разного рода застуженными ложноножками.
За работой время всегда проходило для него быстро и легко. Отчасти потому, что Даламар предпочитал совмещать полезное с ещё более полезным и повторять во время работы особо заковыристые заклинания и на память цитировать прочитанное. Отчасти потому, что после пятиминутного общения с Чудовищем даже Живчики стали казаться приятной компанией. И ещё отчасти оттого, что Даламар предавался мечтам о том, как сдаст Чудовище шалафи и госпоже, а сам сядет в библиотеке с бокалом вина и хорошей книгой.
Оттерев вёдра, временно отогнав милые сердцу мечты и вернув на место щётку, Даламар обернулся к расстеленному плащу и обмер от ужаса. Забытые детские подштанники дохлой медузой лежали на месте. А Чудовища нигде не было.
***
В то прекрасное время Чудовище не появилось на свет, поскольку пребывало на стадии между проектом и сдачей готовой работы. То бишь недоделано-эмбриональном. Чудесное было времечко, если вдуматься.
Даламару пришлось научиться стучать не раз, как он привык, а минимум трижды. И громко топать на лестнице. А так же вежливо здороваться с госпожой (и запомнить, что шалафи злится, если называть её «человеческой женщиной»). И перестать говорить с шалафи о делах в её присутствии.
Потому что госпожа имела обыкновение пребывать рядом с шалафи почти всё время, когда не сидела в уборной или на смотровой площадке Башни. Шалафи, что удивительно, не возражал и, кажется, даже был этому рад.
Он самолично готовил для госпожи что-то вроде как очень полезное беременным, гонял Циана за фруктами и свежим мясом (и горе ему, если мясо ещё не мычало или не блеяло!). Как-то дракону довелось три раза летать за персиками, показавшимися шалафи недостаточно свежесорванными. Мучения Циана прекратились только тогда, когда он притащил два вырванных с корнем персиковых дерева. А практичная госпожа не позволила их сжечь или выкинуть, и деревца посадили в две пузатые кадки.
Не раз Даламар заставал шалафи уснувшим, устроив голову на коленях госпожи Крисании. Или что-то тихо нашептывавшим ей, усадив госпожу на расстеленный на подоконнике толстый плед. Даламара от вида таких сцен корёжило и вымораживало. Отвращение его было похоже на омерзение и недоумение ребёнка, узнавшего-таки, чем именно родители занимаются за закрытыми дверями спальни.
Нет, в целом ничего особенного Даламар в этом нехитром деле не видел, но сама мысль о том, что подобным может заниматься непогрешимый и почти божественный шалафи, выбивала Даламара из колеи. И вызывала тошноту.
Отчасти Даламар понимал, что банально ревнует — госпоже доставалось почти всё внимание шалафи, а на его долю в лучшем случае выпадал короткий приказ принести, подать, идти отсюда и книжку почитать.
С Даламаром шалафи никогда так не носился, он нисколько Даламара не ценил, ни капельки. И никто, в общем, даже родители, куда более зацикленные друг на друге. Это было почти обидно.
А ещё госпожа Даламара немного пугала. Как раз после одного случая.
Она тогда заявилась в лабораторию в разгар эксперимента. В то время госпожа Крисания уже ходила чуть вразвалочку, по-утиному. И округлилась не только в животе и груди.
Шалафи как раз распекал Даламара за только одному ему очевидную промашку. Даламар молча слушал и обтекал, чувствуя себя распоследним тупицей, ниспосланным не иначе как самой коварной Такхизис в наказание шалафи за всё хорошее, доброе и светлое, сделанное им для мира.
— Рейстлин! — позвала госпожа.
Шалафи бросил на неё короткий взгляд и продолжил шипящим тоном высказывать то, что думал об умственных способностях существа, вздумавшего читать со свитка заклятие создания огненного копья при наличии в комнате почти фунта листьев ноготков. И тем самым едва не подорвавшим лабораторию вместе с собой и половиной Башни.
— Рейстлин, — окликнула госпожа.
Даламар поймал себя на том, что неприлично пялится на её грудь. С первого визита светлой жрицы в Палантасскую Башню она явно увеличилась. Не Башня, понятное дело.
— Что случилось? — спросил шалафи недовольно.
— Малыш толкается, — просто сказала госпожа Крисания. — Вот тут.
И прижала руку шалафи к своему животу.
На лице шалафи отразились последовательно растерянность, недоумение, а затем такой ужас, будто он сунул руку во Врата и случайно ухватился там за хвост Всебесцветной Драконицы.
Даламар такую реакцию видел впервые и даже сам захотел попробовать, но кто бы ему позволил. Он, безусловно, был осведомлён, откуда берутся дети, и в целом не только представлял, но и осуществлял процесс их зачатия. Однако, как и шалафи, по части беременности и родов был сугубо теоретиком.
«Гадость какая», — зажмурился Даламар.
И почему-то представил Китиару. С таким же объемистым животом, который не прикроет никакой доспех. Мысль не показалась откровенно ужасной, что Даламара почему-то не напугало. До поры.
***
И вот теперь волна липкого ужаса захлестнула Даламара. В Башне без сопровождения Хозяина или его ученика в два счёта мог погибнуть не просто обыватель, но и почти любой маг. Всевозможные опасности грозили со всех сторон, и не только бесштанному Чудовищу.
На счёт Стражей Даламар не особо опасался — они были вполне разумны и понимали, что за попытку попить кровушки Чудовища их распылят в момент. Куда большую опасность представляли другие обитатели Башни. И вовсе даже не крысы, мертвяки и клопы. А обитатели иных миров, иногда успешно убегавшие от выдернувшего их из родного дома шалафи.
Помимо них водились и более прозаические опасности: лестница без перил, к тому же не освещенная. Коридоры-тупики и ямы в полу. Крутые ступени, проваливающиеся ступени, ступени-ловушки и прочие мелкие неприятности, приготовленные для потенциальных врагов, достаточно безмозглых и сильных, чтобы посметь захватить Башню Высшего Волшебства.
Даламар перевернул всю Башню, обыскав на три раза первый этаж. Заглянул в потайные ходы и давно не используемые ученические комнаты, заодно собрав на мантию четыре фунта полезной в волшебном хозяйстве паутины. Открыл пасти всем крупным Живцам и старательно проверил их глотки на предмет отсутствия в смеси каши и слюны детских пяток, пальцев или ушей. Пошарил по всем углам и отноркам — а ну как Чудовище вынули из штанов и утащили хитрые подвальные крысы, за годы бесчеловечных опытов шалафи уже мало напоминавшие своих палантасских сородичей? Или под плинтусами до шкурки высосали три столетия голодавшие клопы!
Так же Даламар поползал под столами в старой трапезной — спугнул мышиный выводок и двух ёжиков, откормившихся непонятно на чём до размеров упитанной кошки. Замирая от ужаса посмотрел у подножия главной лестницы, каждое мгновение ожидая увидеть кровавый блин в полосатых носочках. Опросил Стражей у выхода — те твердили, что никого не видели, ни живого, ни мёртвого.
С горя Даламар заглянул во все котелки и кастрюли на кухне, до обморока напугав местных пауков. И сползал в печную трубу, но нашёл лишь дохлого аиста и чей-то грустный череп в стальном шлеме.
Чудовища не было. Нигде. Даже следа. Даже лужицы слюны или полосатого носка.
Даламар неуверенно помолился Нуитари, отчаянно надеясь, что бог-покровитель снизойдёт до помощи и не бросит своего верного последователя на растерзание нежной и доброй мамочке Чудовища. Или Нуитари не проняло, или он предпочёл злорадствовать в сторонке, но помощи от бога эльф не дождался. Это было, в общем, ожидаемо — глупо молить о милосердии и помощи бога тьмы.
«А Лунитари бы помогла», — попенял Даламар Нуитари, чувствуя охватывающее его идиотское веселье.
Чудовище будто провалилось сквозь пол. Или…
Даламар на всякий случай вернулся в Келью Всеведения и осмотрел потолок. Шансы на вознесение Чудовища сквозь толщу камней и грунта прямиком в заоблачные чертоги светоносного Паладайна были ничтожны, но проверить стоило. Увы, на потолке имелся только осклизлый отпечаток одного из Живцов — тот отчаянно пытался превозмочь механику мира и судьбу рожденного ползать неустанными попытками летать. Факт вознесения Чудовища к покровителю госпожи Крисании дружно отрицали Живцы. Правда внятно ответить, куда оно делось, они тоже не могли.
Просто исчезло.
Даламар сел на ступеньку, привалился спиной к стене и истерично, до слёз, расхохотался. Так страшно и одновременно весело ему не было давно.
***
Даламар в жизни не думал, что будет вещь, которая напугает его почище насылаемого драконами колдовского ужаса. Такая, от которой застучат зубы и затрясутся поджилки.
Единственной, кто сохранил тогда ледяное спокойствие, была бойкая человеческая старуха самого ведьмовского вида — госпожа Меггин, приведенная шалафи и представленная повивальной бабкой.
Праведный сын Элистан так же выразил желание помочь исцеляющими молитвами и просто морально, но спёкся на подходе к Башне, не вынеся темной ауры, её окутывающей. Даламар подозревал, что ревнивый шалафи просто решил не подпускать потенциального соперника к своей женщине. Даже если у этой женщины уже отошли воды.
В общем, госпожа кричала, стонала, ругалась и клятвенно обещала сжимающему её руку шалафи, что больше ни в жизни, никогда и ни за что, даже под угрозой мучительной смерти, не ляжет с ним в одну постель. И призывала Паладайна в помощь. Судя по тому, что это не помогало, Паладайн тоже порядком напугался. Или не был в состоянии убедить нерожденное Чудовище как-нибудь рассосаться или появиться на свет иными, не родовыми, путями.
Другая госпожа — которая Меггин — гоняла Даламара за чистыми полотенцами, горячей водой и просто из-под ног. И всё ворчала, что мужикам, особенно если у них кончики ушей над макушкой торчат, ни к чему таращиться на женщину, когда та рожает.
Шалафи перемежал ласково-успокаивающее сюсюканье над вопящей по-чёрному госпожой совершенно змеиным шипением, в котором Даламар отчетливо разбирал посыл собственной эльфийской персоны к Зебоим на кулички.
Даламару казалось, что он мешал бы всем, даже если бы повис вниз головой на потолочной балке.
Чудовище огласило своё общее недовольство увиденным миром где-то в тот момент, когда охрипшая госпожа уже не орала, а сипела и плакала. А шалафи взмок и вымотался так, будто рожал Чудовище самолично. Казавшаяся женщиной из стали госпожа Меггин вытирала катящийся в три ручья пот и с трудом держала в руках даже ножницы.
Именно тогда Даламар понял, что у шалафи родилось самое настоящее чудовище. Сравнить с прочими человеческими детьми эльф не мог, но догадывался, что на Живцов они не должны быть похожи. Ведь не может человек — не идеал творения, конечно, но на прекрасную высшую расу эльфов немного похожий — вырастать из вот такого, красного и скрюченного.
Больше Даламар ничего понять не успел. Потому что шалафи выставил его вон и пнул, кажется, сапогом для ускорения.
Естественно, поначалу Чудовище никому не показывали. На робкие попытки Даламара заглянуть в кряхтящий кокон из пелёнок, шалафи шипел ничуть не хуже очковой змеи и вроде даже гневно раздувал капюшон. Стражам Башни вообще было запрещено приближаться к покоям Хозяина, так что они, неприкаянные, вынуждены были шататься по Роще — видите ли, от них веяло холодом, и ребёнок мог простудиться. Шалафи рьяно оберегал Чудовище от всего мира и готов был запрятать его в Башне навсегда, лишь бы оно оставалось сугубо его собственностью, раз уж госпожу приходилось делить с её церковью, паствой и Паладайном.
Впервые после родов Даламар увидел Чудовище, когда последнему было месяца четыре, и оно уже научилось не только самостоятельно держать голову, но и вертеть ей во все стороны, точно полоумная сова. И перестало так сильно напоминать красный, скрюченный и пищащий гигантский боб, машущий какими-то тощими отростками.
— Смотри, Зайка, это Даламар, — проворковала госпожа Крисания.
Шалафи посмотрел на Даламара волком.
— Оно… — Даламар судорожно попытался подобрать подходящие слова. — Похоже на Вас, госпожа.
Чудовище и впрямь обрело черты, роднящие его с родом человеческим. Оно, как и все люди, было достаточно уродливо, излишне волосато — вернее, пока ещё покрыто лёгким пушком, и имело два уха со скруглёнными кончиками. Сущая гадость, в общем.
Мысль о том, чтобы взять такую мерзость голыми руками, Даламара ужасала.
***
Сейчас, если бы вдруг Чудовище подползло к нему само и уронило сопли Даламару на сапог, эльф, пожалуй, зацеловал бы эту гадкую тварь от радости. За сам факт того, что Чудовище нашлось. И от облегчения.
Всё ещё истерически всхлипывая и утирая слёзы рукавом, Даламар поднялся в кабинет шалафи. Не то, чтобы он был уверен в своей способности подчинить Око Дракона. Но слышал, что под угрозой судьбы куда более печальной, чем поглощение разума духами драконов, люди совершали невозможное и подчиняли своенравный артефакт. И не важно, с какой целью — заманить драконов в ловушку или найти с помощью всевидящего Ока потерянное Чудовище.
«Придётся сделать это быстро. Иначе шалафи высосет мне мозг через ухо», — с мрачным отчаянием понял Даламар.
По сравнению с этим драконы казались… безопасными. Ничего страшного, в общем.
Даламар открыл дверь кабинета и замер, не зная, чего хочет больше: смеяться или плакать.
Деловито выдёргивающее и жующее листы лабораторного журнала Чудовище отвлеклось на миг от своего важного чудовищного дела и пристально оглядело эльфа от повисшей на волосах паутины с вкраплением дохлых мух до сапог, вымазанных в каминной саже.
С какой-то даже нежностью Даламар отметил, что Чудовище успело помимо этого обмусолить уголки пары книг, объесть нижние листья с редкого и (о счастье!) не ядовитого фикуса в кадке и напускать слюни в пробирку с пыльцой лотоса. В общем, навредило, как умело. И явно поступало назло Даламару, тщетно надеющемуся посидеть пару минут спокойно, чисто из вредности характера. В присутствии шалафи или госпожи Крисании Чудовище вело себя тихо, и способно было часами перекладывать в одном ему ведомом порядке разноцветные кубики и шарики, сидя на ковре перед камином. Или завороженно таращась на пляшущую в пальцах шалафи монетку.
— Тебе должно быть стыдно, — сказал Даламар, чувствуя себя донельзя глупо.
Чудовище оставило в покое растерзанный журнал, деловито проползло мимо него, неуверенно поднялось, ухватилось ручонками за ножку стола и закряхтело.
— Ты меня напугало! — продолжил Даламар.
Чудовище устало вздохнуло и уткнулось в ножку стола.
— Ты меня вообще слушаешь?
Зуба у Чудовища было всего четыре. Опытным путём Даламар выяснил, что правильней было бы сказать не «всего», а «целых». Ими оно грызло всё, до чего могло дотянуться. И вгрызалось основательно — Даламар оторвал присосавшееся к рабочему столу Чудовище только вместе с куском дерева. Чудовище озадачено посмотрело на эльфа, выплюнуло отгрызенный кусок и зашлось рёвом, сделавшим бы честь мохнатым слонам с далёкого заснеженного юга.
— Ты должно вести себя прилично, — наставительно сказал Даламар.
Чудовище ответило взглядом честных карих глаз и заорало на тон выше.
Даламар в ответ разразился прочувственной речью о хороших манерах и мере должного поведения, перемежаемой подцепленными у Китиары речевыми оборотами.
Подкрепив речь весомым: «Я всё сказал», Даламар сцапал стоящую на столе баночку и выпил её содержимое, чтобы промочить пересохшее горло.
Чудовище плюхнулось голым задом на ковёр и с обреченным видом присосалось к краю мантии Даламара, выбрав местечко почище. Обвинениями в свой адрес оно, казалось, совершенно не интересовалось.
«Живчиков покормил, а его забыл!» — с ужасом догадался Даламар.
Оглянувшись на пустую бутылочку, где совсем недавно был обед Чудовища, эльф волевым усилием подавил тошноту.
— Ты это… — выдавил он. — Посиди тут. Никуда не уходи. Я сейчас.
Когда госпожа Крисания и шалафи вернулись, Чудовище, вымотав Даламара за день, спало, раскинувшись морской звездой, сверкая бесштанной попой и уткнувшись носом в ковёр.
Даламар спал рядом с ним, почти в такой же позе и виде, с поправкой на наличие штанов. В волосах у него были почему-то паутина и остатки пшенной каши.