Это я так, чисто теоретически.
Название: Как во сне
Автор: Салкарда
Иллюстратор: Kota_Stoker
Бета: -Шинигами-
Тип: гет
Размер: миди
Пейринги: Линали/Канда, Линали/Тикки, Линали/Аллен
Персонажи: ЧО, Нои, ОС-ы и мирные, ни в чём не повинные обыватели фоном
Рейтинг: R
Жанр: ангст
Предупреждения: AU после 183 главы, преканонное АУ, OOC, noah!Линали, МS, ненормативная лексика, мастурбация.
Саммари: Это печальная и мрачная история, в которой Чёрный Орден находит Сердце Чистой Силы, Линали сходит с ума, Комуи изобретает, Аллен отправляется на миссию в Океанию, Роад поёт колыбельные и играет в куклы, Канда очень злится и многого не понимает, Граф и Шерил лелеют идею женить Тикки на милой доброй девушке, а сам Тикки рискует расстаться с возможностью реализовывать самое-главное-удовольствие-Ноя. И один Граф знает, как всё вот это между собой связано.
ТекстНачинается всё обычно – с поезда, тряски и задания: сходи туда, Граф знает куда, принеси то, сам знаешь что, и действуй по обстановке. Неконкретизированная цель, говорит себе Линали. Ничего необычного: у экзорцистов Чёрного Ордена не может быть чётких, простых и понятных целей. Иначе бы они не были экзорцистами.
В поезде Линали чувствует себя бусинкой в коробке, горошиной в стручке. Маленькой и ничтожной. Словно огромная рука монотонно встряхивает её, рождая дробный перестук, шелест и гул. Линали говорит себе: «Душно». И добавляет: «Мне всё кажется».
С этого «кажется» всё и начинается.
За окном вагона городки и деревни сменяются выжженными степями. Облако чёрного угольного дыма повисает в пыльном мареве, отмечая путь паровоза. За окном вагона жара и белое солнце на выгоревшем, точно старое полотнище, небе. Над потрескавшейся желтой землей дрожит воздух.
В купе, впрочем, немногим холоднее, чем снаружи. Аллен было решается открыть окно («Глотнуть свежего воздуха»), но почти сразу ветром ему обжигает руки, а за каких-то полминуты в вагон надувает фунт песка. По общему молчаливому согласию выносится вердикт: вариться в собственном соку. Экзорцистам Чёрного Ордена не привыкать. Потому в купе пьют горячий чай, а хмурый искатель рассказывает страшные истории про события последней войны. Они едут к самой линии фронта, где зафиксировали странные, необъяснимые события.
«Странное и необъяснимое» – это всегда по части Чёрного Ордена. Независимо от того, застревает ли во времени целый город или в окрестностях какой-нибудь деревни слишком часто пропадают искатели. Линали думает, что там, у крепости со странным турецким названием, затерялся кусочек Чистой Силы. А может, это акума, идущие по пятам двух армий, как гиены. Рабочая обстановка, говорит себе Линали.
Должно быть, потому Линали не обращает поначалу внимания ни на головную боль, ни на первый за последние три года сон. Даже не сон – так, привиделось в полудрёме, по здешней жаре и акума привидеться могут, и Граф с заячьими ушами. Поэтому она списывает всё на тепловой удар. Перегрелась, решает она.
Линали пьёт травяной чай, расстёгивает верхнюю пуговку на воротнике тяжёлого бордового платья – ткань липнет к телу, от этого еще жарче и неприятнее – и думает о том, что умирать во сне ей доводилось не раз. Только раньше (пока ей вообще снились сны) мисс Линали Ли никогда не виделось, как её разрубают на десятки частей с помощью Чистой Силы.
Потом, если Линали всё-таки доживёт до глубокой старости и, быть может, возжелает написать биографию («Женщина в мини-юбке за семьдесят лет до сексуальной революции», бестселлером будет, к гадалке не ходи) она начнёт именно с этого.
«Однажды мне приснился сон».
***
У Линали Ли (милая китайская барышня шестнадцати лет, вся такая на выданье) есть некоторое преимущество перед большинством экзорцистов. Если так уж подумать, это можно сказать о любом из носителей Чистой Силы – у каждого из них есть нечто такое, на что другие не способны. Но Линали Ли единственная девушка, заметьте, из хорошей семьи, которая носит мини и ухитрилась обставить закон земного притяжения силой хотения. Второе важнее. До акума не дотягивает, но для человека очень даже достижение. Потому её главная тактика – отвлечь противника подальше от людей, а там уже и принять бой. Линали – быстрая и очень наглая приманка для акума, рыжий флажок лисьего хвоста перед гончими. Вот такое вот преимущество.
В вышине Линали не чувствует себя птицей – это другое. Линали не чувствует себя ветром – глупое сравнение, достойное девичьего романа. Линали Ли, шагающая по воздуху с грацией канатного плясуна, чувствует себя человеком, под которым тонкая верёвка и много футов пустоты. Однажды она уже падала – таков удел ходящих по краю пропасти.
Всему виной Чистая Сила, говорит себе Линали, кругами поднимаясь всё выше и выше над насыпям, людьми и орудиями. Очень странная штука. Предназначенная спасать и защищать, она нередко убивает тех, ради выживания которых была создана. Может, потому что таков удел всякого оружия, созданного человеком.
Ветер треплет оборки, платье льнет к телу, а Линали скользяще шагает вверх с запредельной для человека скоростью. Стремится затеряться в небе, обратиться для посторонних глаз в чёрную точку. Сверху виднее и безопаснее. Нет риска врезаться в стену – первый год, пока Линали приноравливалась к Сапогам, а Сапоги к Линали, она билась о стены и потолки с такой силой, что лишь чудом не выбивала зубы и не ломала кости. Нет опасности быть подстреленной – как известно, пуля дура, а у дозорных на стенах наверняка целый арсенал. И всегда можно свалиться на врага как снег на голову.
Точно на коньках, воображает она, раз-два, раз-два. Основное отличие – лёд под полозьями не норовит уползти куда-то вниз и там перевернуться. И, пожалуй, если вдруг конькам не угодит их носитель (ах, эти вопросы должного поведения) лёд под ногами никуда не исчезнет. Но пока этого не произошло, Линали может позволить себе торжествовать над законом всемирного тяготения. И подсознательно немного опасаться, что Чёрные Сапоги вдруг перестанут синхронизироваться метрах этак в пятидесяти от земли.
Ещё у Линали Ли есть небольшая проблема. Точнее три таких небольших проблемы и одна побольше. Третий уровень – это вам не комар чихнул. Последняя «проблема» гоняет двух экзорцистов по полю внизу, переворачивая артиллерийские орудия и кроша в щепу всё, что подвернулось на пути. Во все стороны летят отравленные снаряды – Линали очень интересно, как в таких вовсе не крупных телах помещается столько яда? И как они влезают в человеческое тело, которое меньше акума раза в четыре. Исследовательский такой интерес, хоть сейчас возьми и препарируй. Этого Линали в биографии (буде соберётся её когда-нибудь писать, если не впадёт к тому времени в маразм и захочет сомнительной славы) не напишет ни под каким предлогом.
А ещё у Линали Ли есть техника боя, что бы там ни твердили про хаос движений и мысли. Однажды наблюдавший это беспорядочное мельтешение в небесах Канда (он не злой, но иногда говорит обидные вещи даже не сознавая этого) назвал её дурной мельницей. Не умеющая долго таить обиды Линали признала ровно половину характеристики: ногами она всегда махала будь здоров, некое сходство и впрямь можно отыскать, если приглядеться.
Потому вместо исследований акума на умение обходить ещё один закон физики, тот, что про сохранение массы, Линали приходится падать вниз и бить что есть сил – в разные стороны летят куски ядовитой плоти и обрывки её платья. Линали Ли куда больше доверяет телу, чем разуму. Потому что сперва надо сделать удар, а уже за ним приходит смазанное ощущение боя – словно кто-то быстро-быстро прокручивает картинки перед её глазами, а Линали пытается выбрать именно ту, которая ей нужна. У Линали слезятся глаза и в ушах свистит, ладно хоть смирившийся со своей участью желудок не подкатывает к горлу. Калейдоскопом мелькают небо-земля и снова небо, и грузные туши акума в нём, и ядовитое облако, в которое сунешься – и сразу рассыплешься чёрным пеплом. И братцу Комуи придётся хоронить её в кулёчке.
Тогда у Линали возникнет ощущение сна.
Когда полетят – легко, слишком легко и быстро, так не бывает – куски рассыпающихся тел с металлическим скелетом. Когда она будет уклоняться от вспышек, когтей, волн и огня, раз за разом нанося меткие удары, отвешивая пинки.
Тогда Линали скажет себе: «Мне это снится».
Позже поросшие седыми бородами учёные мужи назовут её состояние осознанным сновидением. Или раньше. Или никогда – Линали потеряется во временах и пространствах, фрагменты миров сложатся единой картиной, память человека станет воспоминаниями, дремлющего до поры в каждом хомо сапиенсе существа явно не-человеческой породы.
После Линали, расставшись с ощущением просмотра осознанного сновидения, медленно спустится вниз с чувством выполненного долга и сомнениями: так просто, неужели им вот так запросто удалось? И на земле, наспех прикрытые плащами, а кое-где и ничем не прикрытые, будут лежать ровными рядками тела, кое-где рассыпавшиеся чёрным жирным пеплом. Как лакричные палочки в коробке, подумает Линали. И тут же прикроет рот рукой. Её затошнит.
Тогда Линали во второй раз решит, что ей всё снится: поле боя, трупы, акума и бледная в синеву женщина – потенциальный носитель Чистой Силы. У Линали Ли будет ощущение, что Граф раскидал приманку, а экзорцисты примчались и радостно её заглотили.
И надо с этим как-то жить.
***
Тем же вечером в одном старом особняке где-то в Португалии за обеденным столом соберётся большая и дружная семья. Её глава – вдовец, не вздумайте его спрашивать о почившей супруге, что произвела на свет шестерых так на него непохожих детей, а то расскажет, что звали её мудрёным словом «генная инженерия», не ведомым до поры этому миру.
И за столом будет шумно. Будут тосты за скорое тёмное будущее и торжество науки над верой. Будут планы на настоящее и прошлое. Разговоры о мире, которого нет. И опять поднимется вопрос, который волнует главу семейства и самого старшего сына. А ещё смешное (для кого-то, но не виновника пересудов, отсутствующего за столом) предложение выскажет чудесное дитя пятидесяти лет от роду. Прозвучит оно удивительно просто: «А давайте женим Тикки!»
Если кто-то когда-то вздумает писать книгу о семье Ноев, он непременно упустит этот момент. Потому что никто и никогда не запишет одну их причин этого странного предложения: «Хоть свадебного торта поедим».
***
Тогда же, на пару часов раньше, чем в далёкой жаркой Португалии за столом соберётся семья господина Адама Ноя, Линали Ли умывается перед зеркалом и впервые видит в отражении не себя.
– Здравствуй, золотце, – говорит ей Отражение. И следом за Линали зажимает рот рукой, но сдерживает она почему-то не крик, а смех. – Спокойно-спокойно, представь, что я – твое подсознание. До чего же вы, люди, нервные, а.
Линали отшатывается и разливает воду в тазу. Позади что-то стеклянно звенит.
«Я сошла с ума», – говорит себе Линали.
– Ебать мой лысый череп! – восторженно произносит её Отражение в зеркале. – Я в теле с мозгами! Золотце, знаешь, какой это кайф – впервые за много лет осознать себя как личность?!
Линали мелко дрожит и твердит про себя: «Я сплю, я сплю». А Отражение в зеркале внимательно рассматривает серебряный крест на её одежде.
– Экзорцистка, да? – почти довольно хмыкает она. – Ну заебись! Ну, вот и познакомились.
***
Однажды, если вдруг в далёком будущем потомки Линали Ли захотят издать книгу воспоминаний своей бабки, им придётся рассказать, на кой акума эта славная девушка вообще потащилась в неведомые дали и стала одной из тех, кто поспособствовал окончанию войны человечества и Тысячелетнего Графа. Но ни одно из постыдных воспоминаний на тот момент ещё мисс Ли в эту книгу не попадёт – не пропустит цензура. И подробностей будет мало – до дня снятия грифа секретности с материалов Ордена не доживут ни мисс Ли, ни её современники, ни даже мы с тобой, читатель. Нам останутся голые факты: «В целях проверки информации о присутствии на территории крепости N материи, именуемой «Чистая Сила», была направлена группа из трёх экзорцистов. Вышеуказанными был обнаружен носитель материи, именуемой паразитическим типом Чистой Силы, впоследствии доставленный в Европейское Подразделение Чёрного Ордена». А ниже пара строчек про жертвы среди мирного населения и их отсутствие среди сотрудников Ордена. И, быть может, романтические додумки, как оно могло быть. Линали Ли на тот момент будет уже всё равно, и восстановить историческую справедливость будет некому. Если до них этого не сделает сама Линали Ли.
А она бы могла рассказать.
***
Если бы Линали Ли кто-то попросил развёрнуто описать их находку, она бы сказала, что двадцатишестилетняя вдовица Маришка похожа на мраморного ангела с надгробия – такая же бледная, печальная, отстранённая, молчаливая и вообще кажется неживой, покуда не начнёт двигаться. Линали разглядывает её руки (с побелевшими в синеву костяшками пальцев), лицо (белое-белое, такое бывает у тех, в чьём теле обосновался акума, да ещё у умерших от кровопотери), с синюшными кругами под глазами, впалыми щеками и бледными бескровными губами. Должно быть, простые люди списывают всё это на усталость – у сестёр милосердия, а именно их коричневый чепец красуется на вдове, много работы и печалей не меньше. Живые на её лице разве что глаза. Линали невольно вспоминает подопытных – родственников экзорцистов – из экспериментальной лаборатории, напоминавших больше ходячие трупы с единственным немым вопросом в глазах. Даже не «За что мне всё это?», а «Да когда ж я сдохну?». Кошмар детства.
Маришка на первый взгляд кажется красавицей, на второй – хорошенькой, на третий – жутковатой, точно покойница в гробу. Пустая человеческая шкурка, в какой души не больше, чем бабочки в сброшенном коконе шелкопряда. С образом носителя Чистой Силы и потенциальным экзорцистом (на самом деле экзорцисты – на редкость живые ребята) это не вяжется. Единственное, что в ней красивого, пока Маришка не активирует Чистую Силу, это волосы. Линали думает, что золотистые локоны Маришки красивее, чем даже у Эмилии. Даже немного завидует, в самой-самой глубине души: должно же было и у неё остаться хоть что-то, что можно было не положить под топор войны.
В присутствии Маришки Линали почему-то слегка мутит. Линали списывает всё на тяжелую длинную дорогу, жару и то, что пила последний раз много-много часов назад.
«Давай убьём ей, – предлагает Отражение. – Она меня бесит».
Вместо того чтобы бежать к Канде и Аллену, роняя Чёрные Сапоги от ужаса, Линали отворачивается от стакана, в котором Отражение корёжит от злости, и делает вид, что ничего не слышала.
Можно сказать, что многое происходит именно с попустительства Линали Ли.
***
Первый сон (чужой сон) снится Линали Ли спустя пару дней. Линали давно уже не видела снов и даже удивляется – как так?
Линали в нём пять лет, на ней бежевое платьице и пара чудесных туфелек, расшитых атласными лентами. Во сне нет Ордена и Чёрных сапог – вместо них туфельки и большой светлый дом с верандой. На веранде качаются на ветру привязанные высоко над головой Линали фонарики из тонкой рисовой бумаги. Линали смеётся, тянет к ним руки и, кажется, будто вот-вот ухватит тонкий нитяной хвостик-кисточку. Фонарики всё качаются в вышине, до них не хватает совсем чуть-чуть. Ах, думается ей, если бы только я умела летать…
После сна почему-то легко и весело, даже голова болит меньше.
***
Самое отвратительное в Отражении – это внешность, думает Линали. Надо же такому случиться, что у него внешность самой Линали.
Ей не доводилось видеть себя со стороны, конечно, только в зеркале. И всё равно Линали отвратительно видеть гримасы Отражения на своём лице, пусть даже кроме неё их не способен (пока не способен) увидеть кто-то ещё. Линали старается пореже заглядывать в зеркала и прочие гладкие поверхности. И стыдно даже подумать, что она сама может выглядеть вот так – весь наряд Отражение состоит из пары тряпочек, как будто оставшихся от пошива кукольного платья обрезков, не закрывающих практически ничего.
Хоть бы ладошками прикрылось, что ли.
– Ой-ой, не вали с больной головы на мою, – огрызается Отражение. – Можно подумать, ты сама по Ордену не в сапогах и мини-юбке расхаживаешь. Детка, алё, ваша цивилизация ещё не доросла до сексуальной революции.
Своя сермяжная правда в этом есть. Линали пытается пожать плечами – так то же необходимость и банальная экономия, неужели не ясно? Сотрудников Европейского подразделения Чёрного Ордена и так обшивает рота белошвеек, работающих по двенадцать часов в день. А ещё сапожники, перчаточники и целая орда прочего люда, сравнимая по численности с населением небольшого европейского города. На одну только одежду и обувь экзорцистов и искателей Европейского подразделения в год Орден тратит такие деньги, какие превышают годовой бюджет среднего княжества. Всё банально: одёжда – расходный материал, Линали даже не припомнит миссии, с которой бы кто-то вернулся бы в целой форме и с полным комплектом пуговиц (хорошие пуговицы, серебряные, если совсем припрёт, продать можно). На саму мисс Ли так вообще никаких платьев не напасёшься, достаточно сильно махнуть ногой или ударить, да хоть подпрыгнуть – и всё, прости-прощай, кружева, рюшечки и метров восемь хорошей, дорогой тка…
– Зажал, значит, Орден, тебе одёжку, – хмыкает Отражение. – Или они там все поголовно фетишисты?
Линали Ли подозревает, что Отражение – всего лишь плод её фантазии. А значит, его слова – её слова. Это даже в чём-то обидно.
***
Присутствие в зале Маришки – событие странное и неожиданное. Линали ловит себя на мысли, что с тех пор, как нового экзорциста доставили в Европейское подразделение, они пересекались всего два или три раза. Маришка не бывает в общей столовой – всегда ест отдельно. В «бане» её Линали тоже видеть не доводилось. И молится она не в часовне экзорцистов, а, должно быть, у себя в комнате или где-то ещё – Маришка до сих пор не приняла католичество, как того требовали правила Чёрного Ордена.
Саму Линали покрестили просто и быстро: притащили к священнику, макнули отчаянно брыкающуюся и совершенно не понимающую, чего от неё хотят, китаянку головой в какую-то бадью, а потом надели крестик и отправили изгонять акума на благо Ватикана.
Библию Линали читала уже значительно позже, когда ватиканский инспектор поднял закономерный вопрос, отчего это экзорцист Ли два года носит сан чёрного священника (женщина-священник, ужас-то какой, и даже не протестантка какая-нибудь, и даже не в просвещенном двадцатом веке), не зная при этом даже азов религии. Канду вообще в полевых условиях покрестили, а про веру рассказать забыли. И Библию ему на сон грядущий читала Линали: Канда накрывал голову подушкой, отворачивался к стене, натягивал на себя одеяло и делал вид, что спит, а мисс Ли прилежно разбирала мелкий шрифт в потрёпанной книжечке и делала вид, что так и надо.
С Маришкой вышло сложнее – она наотрез отказалась принимать католическое крещение. И форму экзорциста (не стесняющие движения штаны, безрукавку, длинный плащ и сапоги) надевать наотрез отказалась. Уговаривали её всем отделом, но вдова была непреклонна. Посему ходила в том самом платье, в котором в орден и прибыла. В платье сестры милосердия и с православным нательным крестом, смущая своим нехарактерным для экзорциста внешним видом искателей и искренне радуя Матрону, увидевшую, наконец, образец праведной женщины-священника. Линали даже думать не хочет, что говорят про неё саму, расхаживающую даже не в срамного вида мужских штанах, как Миранда, а в едва прикрывающей бёдра тряпочке. Только знает: шлюхи – и те бы такое не надели на людях.
Даже на первое задание скорбную вдову Маришку отправили с Лави, единственным, владеющим русским языком. Линали интересно, чего ожидали от Маришки, совершенно бесполезной в бою, не умеющей в случае опасности быстро убежать или щитом закрыться, как Миранда. Линали даже почитала отчёт – задание прошло успешно, цель выполнена, потерь в личном составе нет. Все ушедшие с ними искатели, что вообще случалось редко, вернулись целыми, невредимыми и немного ошарашенными, даже рассказать толком не могли, что именно произошло. По итогам отчёта Маришку водили к Хевласке, и ситуацию это ничуть не прояснило.
Тем не менее, все её странности – сами по себе не повод для скандала. Тем более между экзорцистами. Только вот у Канды чуть ли не на лице крупными такими буквами написано «Это что?», как раз чуть пониже обычного: «Не влезай, убьёт». Не быть ему шпионом – стоит его чуть разозлить, и нате вам, пожалуйста, эмоции как на ладони. Секунд двадцать Канда и Маришка играют в гляделки – Отражение, гаденько хихикая, гадает, поднимет ли экзорцист руку на женщину. Линали знает – этот может. У Канды нет внутреннего тормоза, если понадобится, он может хоть ударить, да хоть и убить, и женщину, и старика, и ребёнка. Если для этого будет причина. Экзорцисты, не умеющие видеть акума среди обычных людей, вынуждены не колебаться, когда дело касается внешнего облика потенциального противника, потому у многих внутреннего тормоза нет. Однако Маришке сегодня везёт. Маришка только недоуменно провожает взглядом умчавшегося, точно ошпаренный, экзорциста Юу. И улыбается. Линали страшно от её улыбки, точно приклеенной к лицу – у Маришки другого выражения будто и не бывает.
Чуть позже Линали видит повод – Маришка вышивает лотосы. Много позже Линали узнаёт настоящую причину. К счастью, ей тогда уже всё равно.
***
В какой-то момент тишина прерывается треском ткани, надсадным скрипом стеллажей, глухими ударами и стеклянным звоном. И гадать не надо, кто заявился в библиотеку. Тот, кого уже давно на пушечный выстрел не подпускают ни к чему, представляющему особую ценность, от кого братец Комуи прячет стальных Комуринов (а вдруг да развалит?), кого не пускают на порог половины помещений Ордена, если там в принципе водится стекло и что-то ценно-бьющееся. Точнее не тот, а та.
Линали думает, что старенький библиотекарь мистер Бинс сейчас наверняка прячется за стеллажами и, поливая полки горючими слезами, колотится обо что-нибудь твёрдое головой. Ещё бы. В библиотеку пожаловала обладательница самых кривых рук и ног во всём Чёрном Ордене со всеми его подразделениями. Почему-то тянет спрятать кружку с кофе и блюдце, полное печенья. А то мало ли.
Миранда Лотто – это человек-катастрофа. Недоразумение в юбке. Оно возвещает о своём пришествии скорбным звоном разбитого стекла, стоном рвущейся ткани, покаянным хлюпаньем, рыданиями, сбивчивыми сквозь слёзы извинениями и тихой руганью окружающих. Тихой, потому что на Миранду нельзя кричать громко. Во-первых, она экзорцист. Во-вторых, она дама. В-третьих, потому что глаза у Миранды тут же становятся, как у отшлёпанного тапкой котёнка: большие, печальные и искренне не понимающие, за что с их обладателем так. Орать матом, глядя в эти глаза, способен только Канда Юу. Потому что физически не может понять, что так нельзя. И Отражение, наверное. Потому что Отражение вообще порядочная сука. Вернее непорядочная.
«Криворукая неумеха, – комментирует Отражение. – И кривоногая к тому же. Золотце, в какой жопе мира у вас таких собирают? Не военизированная организация, а приют для сирых и убогих».
Звучит это с изрядной долей самодовольства – ноги у Миранды и правда не очень ровные, а если по-честному, то вообще кривые и волосатые. Отражение, ясное дело, подобным не страдает, как и сама Линали. По мнению мисс Ли, никакой не повод гордиться. Было бы чем. Линали испытывает своего рода жалость. Видимо в далёком детстве Миранда Лотто приглянулась пушистому зверь судьбецу.
Миранда Лотто – женщина и стихийное бедствие. Она не приходит, она наступает. Раз, и всё тут, спасайтесь кто может, кто не может – пеняйте на себя и молитесь Господу Богу. Сейчас её наступление приходится на Линали.
– Извини, – придушенно пищит Миранда, роняя стопку книг. За книгами на полу оказываются стопка чистых листов бумаги, два карандаша и почти полная чернильница. Опрокидывается соседний столик, вазочка с цветами завершает картину разрушений могильным веночком над всем этим курганом испорченных вещей.
– Нет-нет, ничего, – говорит Линали, бросаясь поднимать стопку листов. – Право слово, с кем не бывает.
Пятно чернил расплывается на подоле платья Линали, точно пятно крови. Отражение в стеклянной дверце книжного шкафа подкатывает глаза и советует макнуть Миранду носом в натекшую лужу.
– И зачем тебя в Чёрный Орден взяли, – вслух удивляется Отражение. Обычно оно говорит только с Линали, но, как выясняется, может и в голос. И зажать себе рот мисс Ли не успевает. – Из жалости? – и расплывается в улыбке.
Сделал гадость – сердцу радость, кредо у него такое, что ли?
Глаза у Миранды лезут на лоб и стремительно краснеют – довести её до слёз проще некуда на самом деле. Даже легче, чем Линали. В случае с мисс Ли надо упорно давить на болевые точки, а там и истерика не за горами. В случае с Мирандой Лотто достаточно назвать её неудачницей и послать подальше. Линали думает, что там, где закончится полоса неудач Миранды, начнётся территория кладбища. Может даже очень скоро.
– Я с-с-случайно, п-п-прости, – начинает блеять Миранда, сгребая в кучку осколки того, что ещё пару минут назад было вазочкой.
«Замолчи», – шипит Линали Отражению.
– Криворукая идиотка, смотри, что сделала с платьем, – говорит Отражение. На самом деле Отражению решительно без разницы, что происходит с его вещами. Просто ему скучно. А скуку Отражение предпочитает развеивать не самым интеллектуальным способом.
Миранда вздрагивает, как от удара и бормочет что-то про: «Я отстираю».
«Хватит!» – умоляет Линали.
– Вот же бесполезная дура, – ухмыляется Отражение. – Ничего сделать нормально не можешь. Всё через жопу. Не зря братец тебя к кабинету на этаж не подпускает.
«Прошу тебя, хватит», – почти плачет Линали.
– Бестолочь, – почти нежно вздыхает Отражение и треплет Миранду по щеке. – Теперь ясно, почему ты старой девой осталась и в твою сторону ни один мужик не глядит. Ни кожи, ни рожи.
Линали всхлипывает. Причинять боль тем, кто хоть сколько-нибудь дорог, оказывается очень больно.
– И что это за Чистая Сила? Даже спасти никого толком не можешь. Очень милосердно, знаешь ли, оставлять людей мучиться часов по десять после смерти.
Миранда бледнеет и почти сливается по цвету с бежевыми шторами.
– А вспомни корабль, – тут и сама Линали вздрагивает, как от пощёчины. – Научись ты к тому времени возводить щит, они все спаслись бы. Я даже удивляюсь, как тебе ещё не дали пинка под зад и не выставили из Ордена, – изгаляется Отражение.
Миранда меняется в лице и, перевернув ещё один столик, выскакивает из библиотеки.
– Прости, – прижимает руки к губам Линали.
«Ты думаешь, я хоть слово соврала?» – спрашивает Отражение.
***
Над рассыпающимися тушами акума поднимается зеленоватый дым. Там, где на землю попадёт пепел, останутся выжженные пятна, на которых ещё много лет не будет расти трава. Акума отравляют этот свет даже после возвращения на тот. Своеобразная месть.
«Говорили Графу, придумай альтернативные источники энергии и кислоты используй меньше, а то так и до экологической катастрофы недалеко, – бурчит Отражение, наблюдая за тем, как стоящая на коленях Маришка прижимает руки к земле – пытается лечить по-своему, но людей исцелять куда как легче. – Нам же потом в этом мире жить. Заебёмся биосферу восстанавливать, а начальство нам потом ещё кишки выпустит за такую расхлябанность, когда его всякие защитники природы пару раз в суде выебут. И что ты думаешь, он за семь тысячелетий хоть в этом направлении почесался? А? Золотко, ты что, уснула, что ли?»
Линали не слушает, она прижимает ко лбу окровавленный платок, вычёсывает пятернёй из волос веточки и палочки и думает, что на скуле у неё останется синяк. Рёбра потом будут болеть ещё долго-долго. А ночью будет выламывать суставы – использование Чистой Силы так просто для экзорциста не проходит. Оно и правильно, не стоило изображать белку-летягу. И летать низко тоже: близко к земле – это не только способ заманить акума к сидящим в засаде, но и верный способ угодить в дерево или развесистый куст.
Но есть сейчас те, кому хуже Линали. Например, Аллену Уолкеру – экзорцисту, который физически не может стоять в стороне, когда другие оказываются в опасности. И получает он оттого соответственно – с каждого второго задания его привозят то с трещинами в костях, то с переломами, с каждого первого – с синяками, ссадинами, ушибами. Если бы не исследования Чёрного Ордена в области медицины, он дожил бы ровно до первой гангрены или столбняка.
Сейчас Аллен Уолкер подволакивает ногу и с трудом перебирается через остатки стен. У Аллена кровь заливает лицо, а взгляд как у побитой собаки: он опять винит себя во всех смертных грехах и вот-вот разрыдается.
«Как будто мало тут плакальщиц», – говорит Отражение недовольно.
Плакальщиц и правда хватает: у разрушенной стены заламывает над кучкой праха (парой месяцев назад оно было, должно быть, любимым мужем, а потом его чучелом, у которого вместо опилок внутри акума) руки молодая женщина, а за юбку её цепляется зареванный ребёнок лет двух. Поодаль переминаются с ноги на ногу искатели – им теперь отчитываться перед Орденом о разрушении двух жилых строений и уговаривать новоиспеченную вдову собрать оставшиеся пожитки и перебраться подальше из этого города. Смысл последнего Линали поняла примерно год назад, когда на её глазах толпа деревенских жителей забросала одну такую вдову «демона» камнями. Мисс Ли тогда не успела вовремя вмешаться. А потом плакала несколько ночей, поражаясь чужой жестокости. У людей странные способы отомстить за свой страх, думает Линали Ли.
– Ты не виноват, – говорит Линали.
Аллен поднимает на неё взгляд – глаз с проклятием тускло светится изнутри, словно в черепе мальчика кто-то зажёг свечку. Ну и мысли приходят на ум. И качает головой – списать со своих счетов очередную жертву он не сможет никогда.
«Акума жалеет? – влезает Отражение. – Вот идио-о-от. Это ж киборги! А что на людском приводе – так бабы новых людей нарожают. Гуманист херов».
«Вы не виноваты», – пишет на своей табличке Маришка. И обнимает Аллена – он едва достаёт ей макушкой до плеча. Мальчик утыкается лицом в ее грудь.
Экзорцисты не обладают даром исцелять других, по крайней мере, Линали про таких не слышала. Даже способность Миранды позволяет «сделать всё как было» лишь на короткое время.
Потому, когда раны Аллена затягиваются на глазах, а сам он вдруг падает, как подкошенный после одного поцелуя в лоб, Линали бросается к нему в ужасе и кричит: «Что ты с ним сделала?!»
Маришка деревянно улыбается и гладит её по голове, пока Линали плачет над обмякшим телом Аллена навзрыд и силится оттолкнуть чужую руку.
Как будто мало плакальщиц.
***
Второй сон (чужой сон) снится Линали через два дня. В нём женщина, которую Линали хотела бы назвать матерью, немного похожая на госпожу Аниту. Она учит маленькую Линали вышивать. А Линали украдкой любуется женщиной и путает разноцветные нитки, кончики которых всё никак не хотят пролезать в игольное ушко и выворачиваются из рук, точно живые.
После такого сна Линали просыпается поздно (ну надо же, проспала завтрак) и весь день у неё из рук валится всё, за что она ни возьмётся. Линали пытается вспомнить что-то важное, но оно ускользает, как тонкие нити под пальцами, как кисточки фонариков, и до них, кажется, можно дотронуться кончиками пальцев, только ухватить всё никак не получается.
***
Линали немного знает французский. Этого знания достаточно, чтобы прочитать, что там Маришка написала однажды на табличке: «Мне вырвал язык мужчина в белых одеждах». Линали вспоминает о том, при каких обстоятельствах Маришка превратилась в бездетную вдову (три строчки в отчёте) и не хочет знать подробностей.
«Отлично, значит, орать перед смертью не будет. Терпеть не могу, когда кричат», – говорит Отражение.
Мисс Ли кивает, не слушая Отражение. Она умеет складывать два и два, для этого достаточно и ума, и исходных данных:
«О, – говорит Отражение, – с Удовольствием Ноя ты знакома?»
Линали молчит и думает: куда же без ноев?
«Лапал?» – уточняет Отражение.
– Как будто не знаешь, – говорит Линали. Ей иногда кажется, что для Отражения её память – что раскрытая книга: полистай и обрящешь. Не сразу, так через час всенепременно.
«Я-то откуда знаю? – злится Отражение. – У тебя в мозгах как в лесу: слева ёлки, справа ёлки, а позади и впереди сплошной пиздец».
Линали переступает босыми ногами по полу – звякают кольца Чёрных Сапог. Закусывает губу – хоть что-то хорошее сегодня. Значит, до чего-то Отражение докопаться не успело.
«Зря тебя Удовольствие не добил, – шепчет Отражение той ночью, наклоняясь над спящей Маришкой. – Ну, мы сейчас это поправим. Как думаешь: подушкой гуманней или шею свернуть? Резать не буду, даже не проси, ненавижу кровь отстирывать».
«Нельзя!» – кричит Линали мысленно. Собственные руки и ноги её не слушаются, у Линали Ли теперь роль стороннего наблюдателя.
«Как в ВР-игре», – говорит про такое Отражение.
«Перестань! Убери руки!»
Линали хочет уверить себя, что это не она нависает сейчас над спящей женщиной в довольно похабной позе. Что не её руки смыкаются на чужом горле. Что ей лишь снится, будто Маришка распахивает глаза и молча (даже не старается закричать) пытается оттолкнуть Линали, вцепиться в глаза или волосы.
«Нетипично для женщины», – успевает хмыкнуть Отражение.
Время растягивается резиновой лентой – так иногда бывает во сне, когда пытаешься бежать, да только перебираешь ногами на одном месте. А потом лопается – Линали получает кулаком в челюсть, падает с кровати от неожиданности. Маришка взбрыкивает, как лошадь – страх придаёт ей сил. Потом сверху на Линали наваливается тяжелое тело. И лицо несостоявшейся жертвы оказывается близко-близко к ее лицу.
«Хочешь, я тебя поцелую?» – одними губами спрашивает Маришка.
Линали отшатывается от неожиданности, бьётся затылком и елозит по полу, точно пришпиленная булавкой бабочка. Тело деревенеет.
«Убей её! Убей!!!» – истерично кричит Отражение.
А потом визжит на одной ноте пару секунд и вдруг пропадает, когда Маришка порывисто наклоняется вперёд, прижимает к себе Линали в почти материнском жесте (так обнимают хнычущих детей) и холодными губами касается её лба. На секунду исчезают все ощущения, только колени слабеют, а перед глазами мелькают чёрные точки.
Потом Линали лежит на полу и плачет, не в силах остановиться, а Маришка гладит её по волосам. На шее у Маришки наливаются сине-чёрным следы чужих пальцев. Завтра она спрячет их за глухим воротником.
«Я никому не скажу», – пишет потом Маришка.
Линали отчасти ей благодарна. Хотя бы потому, что Отражение наконец заткнулось. Жаль только – на время.
***
– Это всё, что вы можете рассказать мне про Аллена Уолкера, мисс Линали? – спрашивает человек, меряющий комнату тяжёлыми шагами.
Линали Ли пытается сидеть ровно, не уползая под кресло. Чашка чая в её руках дрожит. Если на свете есть хоть один человек, которого Линали Ли по-настоящему боится и ненавидит, то это, вне всякого сомнения, даже не Тысячелетний Граф (да разве человек он?), а ватиканский инспектор Леверье. Редкий мудак, служащий правому делу, не щадя живота чужого. На счёт своего у Линали есть некоторые сомнения. Но боится она его не поэтому, так уж вышло. А он про это знает. И рассчитывает через Линали узнать побольше.
Дело всё в том, что Аллен Уолкер в некоторой степени близкий Линали человек. Кусочек её мира, если угодно. И против этого человека инспектор сейчас ведёт расследование. Аллену не повезло обладать даром управления Ковчегом, теперь его, несмотря на все заслуги, попытаются убрать. В стане экзорцистов, как бы мало их ни было, потенциальных слуг Графа не потерпят.
«Музыканта опять гонять будут», – хлопало в ладоши Отражение, впервые услышав вопрос о том, не замечала ли мисс Ли чего-то неподобающего в поведении Аллена Уолкера.
Напротив человека, инициировавшего расследование, Линали сейчас сидит в кресле и старается не трястись, как овечий хвост. Инспектору Леверье, должно быть, очень, ну просто очень-очень нравится пугать Линали. Для этого достаточно упереть в неё взгляд – будто кто-то наставил на неё дула двух заряженных пистолетов. И нависнуть, как нависал над маленькой растянутой на кровати Линали, ей тогда было лет семь.
«И на светлой стороне Силы хватает своих уёбищ, – вздыхает Отражение, приплясывая белым пятном в чашке чая перед Линали. – Зато какие тортики готовит. Я прямо даже и не знаю, убить его или пускай живёт пока».
– Простите, мне нечего сказать, – говорит мисс Ли со всей твёрдостью на какую способна.
«А если убьём, то как? Кишки вывернем? Можем сжечь или из пистолета пристрелить, – предлагает Отражение. – Запинаем твоими Сапогами. А хочешь, я ему голову оторву? Или, скажем, паяльник ему в задницу засажу?»
– Мисс Линали, – в голосе Леверье отческой заботы и угрозы пополам. С таким же видом и с такими же словами он отвешивал ей оплеухи за побег много лет назад. – Я надеюсь на вашу сознательность.
– Мне нечего сказать, – повторяет Линали.
«Хорошо, – говорит Линали Отражению. – Если мы кого-нибудь когда-нибудь убьём, пусть это будет Леверье».
«Ладно, так и быть, – соглашается оно со смешком. – Только ради тебя, золотко, я поставлю нашу месть выше нашего желудка».
***
Так получилось, что Линали Ли очень не любит спать на спине. Она согласна спать свернувшись калачиком на тонком матрасе или просто подстелив плащ – доводилось не раз на заданиях, ничего необычного. Или сидя на жестком сидении поезда, подперев ладонью щёку, упершись локтем в подлокотник. Под грохот экипажа, в тряске и духоте, подскакивая на ухабах и чуть язык себе не откусывая каждый три минуты. За столом в кабинете брата над очередным отчетом. Или даже прикорнуть где-нибудь в углу, на деревянной скамье, во время длинного молебна под заунывный голос священника, бубнящего что-то во славу Господа, который Бог. А на спине, пусть даже на мягкой кровати – нет уж, належалась, привязанная, точно душевно больная в бедламе. У всех на виду (двери в её комнату не закрывали никогда, опасаясь очередного побега), совершенно беспомощная, беззащитная и не способная даже ноги сдвинуть или прикрыться.
Спасибо Чёрному Ордену за наше счастливое детство.
Линали думает, что оно об этом знает и делает всё нарочно. Нарочней не придумаешь.
«Золотце, как ты относишься к убийствам? Давай убьём этого ублюдка, а?» – предлагает Отражение.
Достаточно вспомнить синяки на шее Маришки, чтобы сказать: «Нет, спасибо».
Линали Ли боится зеркал. Точнее она страшится отражений. Нет, не так: Линали Ли опасается одного конкретного Отражения, своего собственного. Линали воображает себя злым духом из старых сказок – наверное, она шарахается от зеркал точно так же.
«Если зеркало падает и разбивается, это верная примета скорой смерти в семье, – говорит ей Отражение. Может быть, оно догадывается, что Линали уже примеривается, как бы так дотянуться до подсвечника или кочерги потяжелее и решить проблему голосов в голове радикально. И точно знает, из кого состоит вся семья мисс Ли. – Так что даже не пытайся. Умру я – умрёшь ты».
Линали с трудом кивает и делает вид, что поверила. Линали на грани паники – не так уж много у неё фобий, чтобы испытывать свои нервы слишком часто. Не так уж много у неё душевных сил, чтобы справиться сейчас. Линали сцепляет зубы до боли в челюстях и дышит, точно загнанная – часто и неглубоко. Спокойно-спокойно-спокой…
От недосыпа у Линали тёмные круги под глазами. Последние несколько недель она молчаливой тенью бродит по коридорам, засыпает над отчетами или над кружкой кофе в столовой, натыкается на тех, кто не успел отойти с дороги, спотыкается, не вписывается в дверные проёмы, отвечает невпопад и сочувствует Миранде как никогда. С Мирандой такое всё время творится, и ведь это она ещё высыпается.
И ещё немножко во всём повинна головная боль. Будто в череп шуруп вкручивают – возле уха, чуть пониже виска, там словно отметили крестиком: болеть здесь. Линали выпила три микстуры и два порошка от головной боли, только от этого почему-то не легче.
У Отражения Линали есть странная особенность: оно словно бы и не способно замолчать хоть на пару минут. От звука его голоса (ее, Линали, голоса) доносящегося из подсознания, Линали хочется выть и биться головой о спинку кровати. Вместо этого Линали запрокидывает голову и слепо таращится в потолок. Будь что будет. По потолку мечутся неясные тени. Или плоды её больного подсознания. Породило же оно такое вот Отражение, почему бы не выродить ему ещё и тени? Чтобы скучно не было.
Руки и ноги Линали как у тряпичного медведя – точно набиты ватой. Или опилками. Или чем там этих медведей набивают? Линали представляет себя со стороны: безвольной куклой с сонно-равнодушным взглядом полуприкрытых глаз. Остекленевших и бессмысленных. И как только Отражению не жутко? Линали, наверное, себя испугалась бы.
Как в страшной книжке: ночь, полуобморочная девушка на постели, одинокая свеча на столе. И тень, конечно. У неё сотня извивающихся отростков, десяток зубастых ртов и бессчётное число слепых, будто у кротов или рыб из пещерных озёр, выпученных глаз. И две ноги в кольцах Чёрных сапог. Потрясающее зрелище. И гадать не нужно, это её собственная тень. Впору орать от ужаса, надеясь, что на вопль мигом сбежится половина состава Европейского подразделения. И Канда с Мугеном. И Лави со своим молотом.
«И ничего не увидят, кроме одной глупой истерички-экзорцистки. Опять выставишь себя полной кретинкой, – сварливо добавляет Отражение. И припечатывает: – Плакса».
«Позор-то какой», – соглашается с ним Линали.
Если кто-то прибежит на помощь, Линали будет стыдно. Поэтому она молчит. Для неё молчание – лучшая политика. С ней так всегда: Линали не обращает внимания на боль, причиненную ей самой. Мисс Ли редко жалуется, даже когда в Чёрных Сапогах сводит замёрзшие ноги так, что не будь Чистой Силы, она всенепременно рухнула бы и, кажется, умерла бы на месте. Когда после боя выламывает колени, словно ноги отпиливают тупой пилой, даже когда где-то под суставом дёргает – будто там стучит второе сердце, Линали тоже молчит. Если совсем невыносимо, есть тёплый шарф, которым она заматывает колени – когда-то в детстве научил Канда, он до сих пор с собой шарф таскает и никогда не повязывает. И пара пакетиков сонных трав, после которых Линали спит, как убитая. Боль физическая на самом деле не так страшна, как кажется, к ней можно быстро првиыкнуть, она превращается в фон – да, нудный, да, неприятный, но в целом терпеть можно.
Вместо того чтобы закричать, Линали едва слышно вздыхает. На самом деле Отражение – это ещё ничего. Акума страшнее. Нои страшнее. Лотосы, которые видит Канда (нет, он не рассказывал ей, просто как-то говорил во сне, а Линали опять рыдала от жалости и слушала), тоже страшнее. Когда умирают люди – страшнее. Когда калечат близких – страшнее. А Отражение – думает Линали – это, в сущности, не страшно. От Отражения ещё никто не умирал. Его Линали как-нибудь потерпит.
На самом деле Линали совсем немного больно, неприятно, чуть-чуть скучно и больше всего на свете хочется спать.
«Мне завтра рано вставать», – хочется сказать она Отражению.
Но Отражение копается под юбками Линали, точно собака на грядке: бесцеремонно, быстро, и не слишком заботясь о сохранности того, в чём роется. И это её собственными руками. И конечно, слушать хозяйку всего остального тела оно не будет, оно её и так ни в пенс не ставит. А Линали рассеянно придумывает отговорку на завтра: она не Миранда, одним «наступила на подол» не отвертишься, тут бы что помасштабнее. А ещё зашивать придётся…
– Вот незадача, – вздыхает Отражение. – Да ты, детка, фригидна, как колода. Или не мастурбировала никогда?
Линали смотрит в потолок и представляет себя куклой со стеклянными глазами. Поднимут – открывает глаза, положат – закрывает. Куклам не положено думать. Вот и Линали не надо этого делать. Хотя бы сейчас.
Отражение может читать чужую память. Потому нельзя вспоминать то, что хотелось бы оставить только своим воспоминанием, говорит себе Линали. Пока Отражение не дорылось до двух воспоминаний, одно из которых – эпизод расставания Линали Ли с девственностью.
– Оно и видно. Правильные девочки себя в таких местах не лапают и другим не дают. Даже под одеялом и большим секретом.
Пока два влажных пальца (сперва облизала, а потом лезет ими в срамное место) поглаживают её между ног, Линали думает, что, в сущности, должна была давно рассказать про Отражение исповеднику. Обо всех грехах и даже греховных помыслах экзорцист должен регулярно отчитываться. Именно так. Мисс Ли не сомневается: все сказанное тщательно конспектируется и может быть использовано против экзорциста в самый неподходящий момент.
Интересно, успел ли генерал Кросс хоть раз за последние четыре года до кончины исповедоваться? Или только и делал, что гулял, как мартовский кот, пил, как лошадь, и закончил жизнь, как бездомный пес?
– Эй, эй, так не пойдёт, – ласково говорит Отражение, приподнимая голову Линали. – Это свинство, знаешь ли, лежать бревном, когда я тут стараюсь.
Почему-то Линали хочется согласно хрюкнуть.
– Нам стоит выпить, – тяжко вздыхает Отражение. Хоть сколько три, удовольствие по приказу Линали испытывать не умеет. Вот не умеет и всё тут, хоть убейте.
Линали воображает, как от его голоса в голове, точно в горном ущелье, прокатывается эхо. Собственная голова представляется пожарным колоколом: большой, пустой, звонкой, а где-то там внутри болтается одинокий язык.
«Колокол без языка не поёт», – вспоминаются слова Маришки. Ах, да, теперь всё ясно. Давно ясно.
Линали покорно кивает – как деревянный болванчик, как марионетка на ниточках – она таких видела на кукольных представлениях. Должно быть, Отражение устало от работы с нулевой отдачей.
Пожалуй, Отражение заблуждается: чтобы отвлечься и успокоиться, Линали не хватит даже всего содержимого бара Европейского подразделения.
– Правильно, надо, – само себе говорит Отражение.
У него всегда так – Линали молчит, Отражение говорит за двоих. Мелет её же голосом глупости и гадости. Должно быть, режим монолога его устраивает, как какую-нибудь пятилетку, играющую в большое чаепитие кукол. Только в отличие от маленькой девочки Отражение говорит за себя и Линали одним голосом.
– Скажи, золотце, где твой братец прячет сакэ?
И Линали говорит, сама того не желая. Нет, сакэ нет, придётся удовольствоваться другим. Коньяк сойдёт? Ну и ладно, Отражение не привередливое, ему без разницы, чем напиваться. А виски? А похмелья не будет?
Потом они вместе разоряют бар – у брата в шкафу ящичек, запирается на ключ потайным замком, двойное дно и всё такое. В ящичке ровные ряды лучшего антидепрессанта всех времён и народов. У Смотрителей очень нервная работа. Конечно, милая сестрица Линали знает, что где лежит, братец от неё мало что скрывает. Может и зря.
Линали наливает дорогой коньяк (пахнет дубовой бочкой и чем-то незнакомым, но вкусным) в чайную чашку. Янтарная жидкость маслянисто блестит и плещется у краев. Закуски, конечно нет. Точнее она была, но сейчас уже в таком состоянии, что пищит, по ночам шуршит и шевелит ложноножками. Если уже не строит свою цивилизацию – последний раз в столе у Смотрителя прибирали года четыре назад. А Отражение сокрушается, что братец Ли не держит сладких ликёров. По части сладкого у Отражения губа не дура. Ужираться русским креплёным кагором, каким бы он сладким ни был, оно, впрочем, не намерено.
Коньяк обжигает язык похлеще кипятка, пищевод горит, а из носа будто вот-вот хлынет кровь. Ну и запах. Ну и вкус. Линали кашляет и едва не роняет чашку. ¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬
Вообще экзорцистам алкоголизм не грозит. Вернее нет, не так: не грозят его последствия. По довольно простой причине: быстро загнуться от выпивки достаточно сложно, а за лет пять, что отведены обычному – среднестатистическому, вот слово какое, умное – экзорцисту, успеть не так-то просто. Единственный, кто имел хоть какие-то шансы дожить до цирроза – это генерал Кросс. Ныне покойный.
Впрочем, Линали и так знает, что умрёт не в глубокой старости, окруженная детьми и внуками, а через пару лет на улочке небольшого городка. Или через неделю в лаборатории во время внезапного нападения акума. Рассыплется горсткой чёрного пепла. Вот только думать об этом ни капли не страшно: умрёт – и что теперь? Все когда-то умрут, разница лишь в том, когда и как именно они это сделают. Страшно другое: её смерть причинит другим много боли. Раньше Линали думала о смерти и иногда даже плакала, заранее жалея братика – ну как он один, без неё?
Сейчас стало без разницы.
Эгоистично с её стороны, на самом деле – хотеть жить, чтобы другие на неё не обижались. Линали незаметно для себя проводит параллели между болью и обидой.
Линали… странно. Линали быстро переключается и забывает. Утром она говорила с Леверье – страшно-то как. Только что она лежала на кровати, и Отражение пыталось довести её до оргазма. А теперь вот Линали сидит и надирается коньяком. Очень последовательно.
Отражение говорит ей: это они виноваты. Отражение говорит: мы их ненавидим, мы отомстим. Линали кивает, забывая спросить, кто виноват и за что надо мстить.
«Мне довелось умереть сотню раз, – говорит ей Отражение. Про сотню оно приукрашивает, но пару раз приходилось, это точно. Отражение трезвое – у него своей дури без всякого градуса хватает, градус – это для Линали. – А тебе? Тебя когда-нибудь резали на куски Чистой Силой? Отрубали голову? Жгли?»
Линали мотает головой и торопливо глотает коньяк. Чуть не вырвало, наверное, так торопиться не стоило.
«Давай мы с тобой будем всех ненавидеть? – говорит ей Отражение. С места в карьер. – Всех-всех».
Линали крутит чашку – коньяк в ней плещется маленьким водоворотом. Красиво.
– Давай, – вслух соглашается она.
«Обещаю маленький бонус, – говорит Отражение. – Золотце, как ты относишься к стигматам?»
***
А где-то в далёкой Португалии празднуют юбилей – семь тысяч сто лет с момента стыковки Ковчега с вершиной Арарата. Большой семейный праздник. И однозначный повод собрать последние отчёты – проект Адама Ноя находится в заключительной стадии, имеет смысл привести в порядок если не мозги, то хотя бы документацию. И плевать, что Ковчег вот уже почти год как выбыл из владения семейства Адама Ноя. Некому сыпать соль ему на раны. Пока некому.
А где-то в далёкой Португалии пятидесятилетняя девочка Роад Камелот открывает двери в другие миры. Так, развлечения ради. На большее Мечты Ноя не хватает – Отражение сказало бы, что это оттого, что приземлённая она была, очень приземлённая. Только в один мир Роад нет хода – в тот, куда Мечта не может попасть уже семь тысяч лет и из которого выброшена была однажды вместе со всем семейством. Она ещё не знает, что это даже к лучшему.
Автор: Салкарда
Иллюстратор: Kota_Stoker
Бета: -Шинигами-
Тип: гет
Размер: миди
Пейринги: Линали/Канда, Линали/Тикки, Линали/Аллен
Персонажи: ЧО, Нои, ОС-ы и мирные, ни в чём не повинные обыватели фоном
Рейтинг: R
Жанр: ангст
Предупреждения: AU после 183 главы, преканонное АУ, OOC, noah!Линали, МS, ненормативная лексика, мастурбация.
Саммари: Это печальная и мрачная история, в которой Чёрный Орден находит Сердце Чистой Силы, Линали сходит с ума, Комуи изобретает, Аллен отправляется на миссию в Океанию, Роад поёт колыбельные и играет в куклы, Канда очень злится и многого не понимает, Граф и Шерил лелеют идею женить Тикки на милой доброй девушке, а сам Тикки рискует расстаться с возможностью реализовывать самое-главное-удовольствие-Ноя. И один Граф знает, как всё вот это между собой связано.
ТекстНачинается всё обычно – с поезда, тряски и задания: сходи туда, Граф знает куда, принеси то, сам знаешь что, и действуй по обстановке. Неконкретизированная цель, говорит себе Линали. Ничего необычного: у экзорцистов Чёрного Ордена не может быть чётких, простых и понятных целей. Иначе бы они не были экзорцистами.
В поезде Линали чувствует себя бусинкой в коробке, горошиной в стручке. Маленькой и ничтожной. Словно огромная рука монотонно встряхивает её, рождая дробный перестук, шелест и гул. Линали говорит себе: «Душно». И добавляет: «Мне всё кажется».
С этого «кажется» всё и начинается.
За окном вагона городки и деревни сменяются выжженными степями. Облако чёрного угольного дыма повисает в пыльном мареве, отмечая путь паровоза. За окном вагона жара и белое солнце на выгоревшем, точно старое полотнище, небе. Над потрескавшейся желтой землей дрожит воздух.
В купе, впрочем, немногим холоднее, чем снаружи. Аллен было решается открыть окно («Глотнуть свежего воздуха»), но почти сразу ветром ему обжигает руки, а за каких-то полминуты в вагон надувает фунт песка. По общему молчаливому согласию выносится вердикт: вариться в собственном соку. Экзорцистам Чёрного Ордена не привыкать. Потому в купе пьют горячий чай, а хмурый искатель рассказывает страшные истории про события последней войны. Они едут к самой линии фронта, где зафиксировали странные, необъяснимые события.
«Странное и необъяснимое» – это всегда по части Чёрного Ордена. Независимо от того, застревает ли во времени целый город или в окрестностях какой-нибудь деревни слишком часто пропадают искатели. Линали думает, что там, у крепости со странным турецким названием, затерялся кусочек Чистой Силы. А может, это акума, идущие по пятам двух армий, как гиены. Рабочая обстановка, говорит себе Линали.
Должно быть, потому Линали не обращает поначалу внимания ни на головную боль, ни на первый за последние три года сон. Даже не сон – так, привиделось в полудрёме, по здешней жаре и акума привидеться могут, и Граф с заячьими ушами. Поэтому она списывает всё на тепловой удар. Перегрелась, решает она.
Линали пьёт травяной чай, расстёгивает верхнюю пуговку на воротнике тяжёлого бордового платья – ткань липнет к телу, от этого еще жарче и неприятнее – и думает о том, что умирать во сне ей доводилось не раз. Только раньше (пока ей вообще снились сны) мисс Линали Ли никогда не виделось, как её разрубают на десятки частей с помощью Чистой Силы.
Потом, если Линали всё-таки доживёт до глубокой старости и, быть может, возжелает написать биографию («Женщина в мини-юбке за семьдесят лет до сексуальной революции», бестселлером будет, к гадалке не ходи) она начнёт именно с этого.
«Однажды мне приснился сон».
***
У Линали Ли (милая китайская барышня шестнадцати лет, вся такая на выданье) есть некоторое преимущество перед большинством экзорцистов. Если так уж подумать, это можно сказать о любом из носителей Чистой Силы – у каждого из них есть нечто такое, на что другие не способны. Но Линали Ли единственная девушка, заметьте, из хорошей семьи, которая носит мини и ухитрилась обставить закон земного притяжения силой хотения. Второе важнее. До акума не дотягивает, но для человека очень даже достижение. Потому её главная тактика – отвлечь противника подальше от людей, а там уже и принять бой. Линали – быстрая и очень наглая приманка для акума, рыжий флажок лисьего хвоста перед гончими. Вот такое вот преимущество.
В вышине Линали не чувствует себя птицей – это другое. Линали не чувствует себя ветром – глупое сравнение, достойное девичьего романа. Линали Ли, шагающая по воздуху с грацией канатного плясуна, чувствует себя человеком, под которым тонкая верёвка и много футов пустоты. Однажды она уже падала – таков удел ходящих по краю пропасти.
Всему виной Чистая Сила, говорит себе Линали, кругами поднимаясь всё выше и выше над насыпям, людьми и орудиями. Очень странная штука. Предназначенная спасать и защищать, она нередко убивает тех, ради выживания которых была создана. Может, потому что таков удел всякого оружия, созданного человеком.
Ветер треплет оборки, платье льнет к телу, а Линали скользяще шагает вверх с запредельной для человека скоростью. Стремится затеряться в небе, обратиться для посторонних глаз в чёрную точку. Сверху виднее и безопаснее. Нет риска врезаться в стену – первый год, пока Линали приноравливалась к Сапогам, а Сапоги к Линали, она билась о стены и потолки с такой силой, что лишь чудом не выбивала зубы и не ломала кости. Нет опасности быть подстреленной – как известно, пуля дура, а у дозорных на стенах наверняка целый арсенал. И всегда можно свалиться на врага как снег на голову.
Точно на коньках, воображает она, раз-два, раз-два. Основное отличие – лёд под полозьями не норовит уползти куда-то вниз и там перевернуться. И, пожалуй, если вдруг конькам не угодит их носитель (ах, эти вопросы должного поведения) лёд под ногами никуда не исчезнет. Но пока этого не произошло, Линали может позволить себе торжествовать над законом всемирного тяготения. И подсознательно немного опасаться, что Чёрные Сапоги вдруг перестанут синхронизироваться метрах этак в пятидесяти от земли.
Ещё у Линали Ли есть небольшая проблема. Точнее три таких небольших проблемы и одна побольше. Третий уровень – это вам не комар чихнул. Последняя «проблема» гоняет двух экзорцистов по полю внизу, переворачивая артиллерийские орудия и кроша в щепу всё, что подвернулось на пути. Во все стороны летят отравленные снаряды – Линали очень интересно, как в таких вовсе не крупных телах помещается столько яда? И как они влезают в человеческое тело, которое меньше акума раза в четыре. Исследовательский такой интерес, хоть сейчас возьми и препарируй. Этого Линали в биографии (буде соберётся её когда-нибудь писать, если не впадёт к тому времени в маразм и захочет сомнительной славы) не напишет ни под каким предлогом.
А ещё у Линали Ли есть техника боя, что бы там ни твердили про хаос движений и мысли. Однажды наблюдавший это беспорядочное мельтешение в небесах Канда (он не злой, но иногда говорит обидные вещи даже не сознавая этого) назвал её дурной мельницей. Не умеющая долго таить обиды Линали признала ровно половину характеристики: ногами она всегда махала будь здоров, некое сходство и впрямь можно отыскать, если приглядеться.
Потому вместо исследований акума на умение обходить ещё один закон физики, тот, что про сохранение массы, Линали приходится падать вниз и бить что есть сил – в разные стороны летят куски ядовитой плоти и обрывки её платья. Линали Ли куда больше доверяет телу, чем разуму. Потому что сперва надо сделать удар, а уже за ним приходит смазанное ощущение боя – словно кто-то быстро-быстро прокручивает картинки перед её глазами, а Линали пытается выбрать именно ту, которая ей нужна. У Линали слезятся глаза и в ушах свистит, ладно хоть смирившийся со своей участью желудок не подкатывает к горлу. Калейдоскопом мелькают небо-земля и снова небо, и грузные туши акума в нём, и ядовитое облако, в которое сунешься – и сразу рассыплешься чёрным пеплом. И братцу Комуи придётся хоронить её в кулёчке.
Тогда у Линали возникнет ощущение сна.
Когда полетят – легко, слишком легко и быстро, так не бывает – куски рассыпающихся тел с металлическим скелетом. Когда она будет уклоняться от вспышек, когтей, волн и огня, раз за разом нанося меткие удары, отвешивая пинки.
Тогда Линали скажет себе: «Мне это снится».
Позже поросшие седыми бородами учёные мужи назовут её состояние осознанным сновидением. Или раньше. Или никогда – Линали потеряется во временах и пространствах, фрагменты миров сложатся единой картиной, память человека станет воспоминаниями, дремлющего до поры в каждом хомо сапиенсе существа явно не-человеческой породы.
После Линали, расставшись с ощущением просмотра осознанного сновидения, медленно спустится вниз с чувством выполненного долга и сомнениями: так просто, неужели им вот так запросто удалось? И на земле, наспех прикрытые плащами, а кое-где и ничем не прикрытые, будут лежать ровными рядками тела, кое-где рассыпавшиеся чёрным жирным пеплом. Как лакричные палочки в коробке, подумает Линали. И тут же прикроет рот рукой. Её затошнит.
Тогда Линали во второй раз решит, что ей всё снится: поле боя, трупы, акума и бледная в синеву женщина – потенциальный носитель Чистой Силы. У Линали Ли будет ощущение, что Граф раскидал приманку, а экзорцисты примчались и радостно её заглотили.
И надо с этим как-то жить.
***
Тем же вечером в одном старом особняке где-то в Португалии за обеденным столом соберётся большая и дружная семья. Её глава – вдовец, не вздумайте его спрашивать о почившей супруге, что произвела на свет шестерых так на него непохожих детей, а то расскажет, что звали её мудрёным словом «генная инженерия», не ведомым до поры этому миру.
И за столом будет шумно. Будут тосты за скорое тёмное будущее и торжество науки над верой. Будут планы на настоящее и прошлое. Разговоры о мире, которого нет. И опять поднимется вопрос, который волнует главу семейства и самого старшего сына. А ещё смешное (для кого-то, но не виновника пересудов, отсутствующего за столом) предложение выскажет чудесное дитя пятидесяти лет от роду. Прозвучит оно удивительно просто: «А давайте женим Тикки!»
Если кто-то когда-то вздумает писать книгу о семье Ноев, он непременно упустит этот момент. Потому что никто и никогда не запишет одну их причин этого странного предложения: «Хоть свадебного торта поедим».
***
Тогда же, на пару часов раньше, чем в далёкой жаркой Португалии за столом соберётся семья господина Адама Ноя, Линали Ли умывается перед зеркалом и впервые видит в отражении не себя.
– Здравствуй, золотце, – говорит ей Отражение. И следом за Линали зажимает рот рукой, но сдерживает она почему-то не крик, а смех. – Спокойно-спокойно, представь, что я – твое подсознание. До чего же вы, люди, нервные, а.
Линали отшатывается и разливает воду в тазу. Позади что-то стеклянно звенит.
«Я сошла с ума», – говорит себе Линали.
– Ебать мой лысый череп! – восторженно произносит её Отражение в зеркале. – Я в теле с мозгами! Золотце, знаешь, какой это кайф – впервые за много лет осознать себя как личность?!
Линали мелко дрожит и твердит про себя: «Я сплю, я сплю». А Отражение в зеркале внимательно рассматривает серебряный крест на её одежде.
– Экзорцистка, да? – почти довольно хмыкает она. – Ну заебись! Ну, вот и познакомились.
***
Однажды, если вдруг в далёком будущем потомки Линали Ли захотят издать книгу воспоминаний своей бабки, им придётся рассказать, на кой акума эта славная девушка вообще потащилась в неведомые дали и стала одной из тех, кто поспособствовал окончанию войны человечества и Тысячелетнего Графа. Но ни одно из постыдных воспоминаний на тот момент ещё мисс Ли в эту книгу не попадёт – не пропустит цензура. И подробностей будет мало – до дня снятия грифа секретности с материалов Ордена не доживут ни мисс Ли, ни её современники, ни даже мы с тобой, читатель. Нам останутся голые факты: «В целях проверки информации о присутствии на территории крепости N материи, именуемой «Чистая Сила», была направлена группа из трёх экзорцистов. Вышеуказанными был обнаружен носитель материи, именуемой паразитическим типом Чистой Силы, впоследствии доставленный в Европейское Подразделение Чёрного Ордена». А ниже пара строчек про жертвы среди мирного населения и их отсутствие среди сотрудников Ордена. И, быть может, романтические додумки, как оно могло быть. Линали Ли на тот момент будет уже всё равно, и восстановить историческую справедливость будет некому. Если до них этого не сделает сама Линали Ли.
А она бы могла рассказать.
***
Если бы Линали Ли кто-то попросил развёрнуто описать их находку, она бы сказала, что двадцатишестилетняя вдовица Маришка похожа на мраморного ангела с надгробия – такая же бледная, печальная, отстранённая, молчаливая и вообще кажется неживой, покуда не начнёт двигаться. Линали разглядывает её руки (с побелевшими в синеву костяшками пальцев), лицо (белое-белое, такое бывает у тех, в чьём теле обосновался акума, да ещё у умерших от кровопотери), с синюшными кругами под глазами, впалыми щеками и бледными бескровными губами. Должно быть, простые люди списывают всё это на усталость – у сестёр милосердия, а именно их коричневый чепец красуется на вдове, много работы и печалей не меньше. Живые на её лице разве что глаза. Линали невольно вспоминает подопытных – родственников экзорцистов – из экспериментальной лаборатории, напоминавших больше ходячие трупы с единственным немым вопросом в глазах. Даже не «За что мне всё это?», а «Да когда ж я сдохну?». Кошмар детства.
Маришка на первый взгляд кажется красавицей, на второй – хорошенькой, на третий – жутковатой, точно покойница в гробу. Пустая человеческая шкурка, в какой души не больше, чем бабочки в сброшенном коконе шелкопряда. С образом носителя Чистой Силы и потенциальным экзорцистом (на самом деле экзорцисты – на редкость живые ребята) это не вяжется. Единственное, что в ней красивого, пока Маришка не активирует Чистую Силу, это волосы. Линали думает, что золотистые локоны Маришки красивее, чем даже у Эмилии. Даже немного завидует, в самой-самой глубине души: должно же было и у неё остаться хоть что-то, что можно было не положить под топор войны.
В присутствии Маришки Линали почему-то слегка мутит. Линали списывает всё на тяжелую длинную дорогу, жару и то, что пила последний раз много-много часов назад.
«Давай убьём ей, – предлагает Отражение. – Она меня бесит».
Вместо того чтобы бежать к Канде и Аллену, роняя Чёрные Сапоги от ужаса, Линали отворачивается от стакана, в котором Отражение корёжит от злости, и делает вид, что ничего не слышала.
Можно сказать, что многое происходит именно с попустительства Линали Ли.
***
Первый сон (чужой сон) снится Линали Ли спустя пару дней. Линали давно уже не видела снов и даже удивляется – как так?
Линали в нём пять лет, на ней бежевое платьице и пара чудесных туфелек, расшитых атласными лентами. Во сне нет Ордена и Чёрных сапог – вместо них туфельки и большой светлый дом с верандой. На веранде качаются на ветру привязанные высоко над головой Линали фонарики из тонкой рисовой бумаги. Линали смеётся, тянет к ним руки и, кажется, будто вот-вот ухватит тонкий нитяной хвостик-кисточку. Фонарики всё качаются в вышине, до них не хватает совсем чуть-чуть. Ах, думается ей, если бы только я умела летать…
После сна почему-то легко и весело, даже голова болит меньше.
***
Самое отвратительное в Отражении – это внешность, думает Линали. Надо же такому случиться, что у него внешность самой Линали.
Ей не доводилось видеть себя со стороны, конечно, только в зеркале. И всё равно Линали отвратительно видеть гримасы Отражения на своём лице, пусть даже кроме неё их не способен (пока не способен) увидеть кто-то ещё. Линали старается пореже заглядывать в зеркала и прочие гладкие поверхности. И стыдно даже подумать, что она сама может выглядеть вот так – весь наряд Отражение состоит из пары тряпочек, как будто оставшихся от пошива кукольного платья обрезков, не закрывающих практически ничего.
Хоть бы ладошками прикрылось, что ли.
– Ой-ой, не вали с больной головы на мою, – огрызается Отражение. – Можно подумать, ты сама по Ордену не в сапогах и мини-юбке расхаживаешь. Детка, алё, ваша цивилизация ещё не доросла до сексуальной революции.
Своя сермяжная правда в этом есть. Линали пытается пожать плечами – так то же необходимость и банальная экономия, неужели не ясно? Сотрудников Европейского подразделения Чёрного Ордена и так обшивает рота белошвеек, работающих по двенадцать часов в день. А ещё сапожники, перчаточники и целая орда прочего люда, сравнимая по численности с населением небольшого европейского города. На одну только одежду и обувь экзорцистов и искателей Европейского подразделения в год Орден тратит такие деньги, какие превышают годовой бюджет среднего княжества. Всё банально: одёжда – расходный материал, Линали даже не припомнит миссии, с которой бы кто-то вернулся бы в целой форме и с полным комплектом пуговиц (хорошие пуговицы, серебряные, если совсем припрёт, продать можно). На саму мисс Ли так вообще никаких платьев не напасёшься, достаточно сильно махнуть ногой или ударить, да хоть подпрыгнуть – и всё, прости-прощай, кружева, рюшечки и метров восемь хорошей, дорогой тка…
– Зажал, значит, Орден, тебе одёжку, – хмыкает Отражение. – Или они там все поголовно фетишисты?
Линали Ли подозревает, что Отражение – всего лишь плод её фантазии. А значит, его слова – её слова. Это даже в чём-то обидно.
***
Присутствие в зале Маришки – событие странное и неожиданное. Линали ловит себя на мысли, что с тех пор, как нового экзорциста доставили в Европейское подразделение, они пересекались всего два или три раза. Маришка не бывает в общей столовой – всегда ест отдельно. В «бане» её Линали тоже видеть не доводилось. И молится она не в часовне экзорцистов, а, должно быть, у себя в комнате или где-то ещё – Маришка до сих пор не приняла католичество, как того требовали правила Чёрного Ордена.
Саму Линали покрестили просто и быстро: притащили к священнику, макнули отчаянно брыкающуюся и совершенно не понимающую, чего от неё хотят, китаянку головой в какую-то бадью, а потом надели крестик и отправили изгонять акума на благо Ватикана.
Библию Линали читала уже значительно позже, когда ватиканский инспектор поднял закономерный вопрос, отчего это экзорцист Ли два года носит сан чёрного священника (женщина-священник, ужас-то какой, и даже не протестантка какая-нибудь, и даже не в просвещенном двадцатом веке), не зная при этом даже азов религии. Канду вообще в полевых условиях покрестили, а про веру рассказать забыли. И Библию ему на сон грядущий читала Линали: Канда накрывал голову подушкой, отворачивался к стене, натягивал на себя одеяло и делал вид, что спит, а мисс Ли прилежно разбирала мелкий шрифт в потрёпанной книжечке и делала вид, что так и надо.
С Маришкой вышло сложнее – она наотрез отказалась принимать католическое крещение. И форму экзорциста (не стесняющие движения штаны, безрукавку, длинный плащ и сапоги) надевать наотрез отказалась. Уговаривали её всем отделом, но вдова была непреклонна. Посему ходила в том самом платье, в котором в орден и прибыла. В платье сестры милосердия и с православным нательным крестом, смущая своим нехарактерным для экзорциста внешним видом искателей и искренне радуя Матрону, увидевшую, наконец, образец праведной женщины-священника. Линали даже думать не хочет, что говорят про неё саму, расхаживающую даже не в срамного вида мужских штанах, как Миранда, а в едва прикрывающей бёдра тряпочке. Только знает: шлюхи – и те бы такое не надели на людях.
Даже на первое задание скорбную вдову Маришку отправили с Лави, единственным, владеющим русским языком. Линали интересно, чего ожидали от Маришки, совершенно бесполезной в бою, не умеющей в случае опасности быстро убежать или щитом закрыться, как Миранда. Линали даже почитала отчёт – задание прошло успешно, цель выполнена, потерь в личном составе нет. Все ушедшие с ними искатели, что вообще случалось редко, вернулись целыми, невредимыми и немного ошарашенными, даже рассказать толком не могли, что именно произошло. По итогам отчёта Маришку водили к Хевласке, и ситуацию это ничуть не прояснило.
Тем не менее, все её странности – сами по себе не повод для скандала. Тем более между экзорцистами. Только вот у Канды чуть ли не на лице крупными такими буквами написано «Это что?», как раз чуть пониже обычного: «Не влезай, убьёт». Не быть ему шпионом – стоит его чуть разозлить, и нате вам, пожалуйста, эмоции как на ладони. Секунд двадцать Канда и Маришка играют в гляделки – Отражение, гаденько хихикая, гадает, поднимет ли экзорцист руку на женщину. Линали знает – этот может. У Канды нет внутреннего тормоза, если понадобится, он может хоть ударить, да хоть и убить, и женщину, и старика, и ребёнка. Если для этого будет причина. Экзорцисты, не умеющие видеть акума среди обычных людей, вынуждены не колебаться, когда дело касается внешнего облика потенциального противника, потому у многих внутреннего тормоза нет. Однако Маришке сегодня везёт. Маришка только недоуменно провожает взглядом умчавшегося, точно ошпаренный, экзорциста Юу. И улыбается. Линали страшно от её улыбки, точно приклеенной к лицу – у Маришки другого выражения будто и не бывает.
Чуть позже Линали видит повод – Маришка вышивает лотосы. Много позже Линали узнаёт настоящую причину. К счастью, ей тогда уже всё равно.
***
В какой-то момент тишина прерывается треском ткани, надсадным скрипом стеллажей, глухими ударами и стеклянным звоном. И гадать не надо, кто заявился в библиотеку. Тот, кого уже давно на пушечный выстрел не подпускают ни к чему, представляющему особую ценность, от кого братец Комуи прячет стальных Комуринов (а вдруг да развалит?), кого не пускают на порог половины помещений Ордена, если там в принципе водится стекло и что-то ценно-бьющееся. Точнее не тот, а та.
Линали думает, что старенький библиотекарь мистер Бинс сейчас наверняка прячется за стеллажами и, поливая полки горючими слезами, колотится обо что-нибудь твёрдое головой. Ещё бы. В библиотеку пожаловала обладательница самых кривых рук и ног во всём Чёрном Ордене со всеми его подразделениями. Почему-то тянет спрятать кружку с кофе и блюдце, полное печенья. А то мало ли.
Миранда Лотто – это человек-катастрофа. Недоразумение в юбке. Оно возвещает о своём пришествии скорбным звоном разбитого стекла, стоном рвущейся ткани, покаянным хлюпаньем, рыданиями, сбивчивыми сквозь слёзы извинениями и тихой руганью окружающих. Тихой, потому что на Миранду нельзя кричать громко. Во-первых, она экзорцист. Во-вторых, она дама. В-третьих, потому что глаза у Миранды тут же становятся, как у отшлёпанного тапкой котёнка: большие, печальные и искренне не понимающие, за что с их обладателем так. Орать матом, глядя в эти глаза, способен только Канда Юу. Потому что физически не может понять, что так нельзя. И Отражение, наверное. Потому что Отражение вообще порядочная сука. Вернее непорядочная.
«Криворукая неумеха, – комментирует Отражение. – И кривоногая к тому же. Золотце, в какой жопе мира у вас таких собирают? Не военизированная организация, а приют для сирых и убогих».
Звучит это с изрядной долей самодовольства – ноги у Миранды и правда не очень ровные, а если по-честному, то вообще кривые и волосатые. Отражение, ясное дело, подобным не страдает, как и сама Линали. По мнению мисс Ли, никакой не повод гордиться. Было бы чем. Линали испытывает своего рода жалость. Видимо в далёком детстве Миранда Лотто приглянулась пушистому зверь судьбецу.
Миранда Лотто – женщина и стихийное бедствие. Она не приходит, она наступает. Раз, и всё тут, спасайтесь кто может, кто не может – пеняйте на себя и молитесь Господу Богу. Сейчас её наступление приходится на Линали.
– Извини, – придушенно пищит Миранда, роняя стопку книг. За книгами на полу оказываются стопка чистых листов бумаги, два карандаша и почти полная чернильница. Опрокидывается соседний столик, вазочка с цветами завершает картину разрушений могильным веночком над всем этим курганом испорченных вещей.
– Нет-нет, ничего, – говорит Линали, бросаясь поднимать стопку листов. – Право слово, с кем не бывает.
Пятно чернил расплывается на подоле платья Линали, точно пятно крови. Отражение в стеклянной дверце книжного шкафа подкатывает глаза и советует макнуть Миранду носом в натекшую лужу.
– И зачем тебя в Чёрный Орден взяли, – вслух удивляется Отражение. Обычно оно говорит только с Линали, но, как выясняется, может и в голос. И зажать себе рот мисс Ли не успевает. – Из жалости? – и расплывается в улыбке.
Сделал гадость – сердцу радость, кредо у него такое, что ли?
Глаза у Миранды лезут на лоб и стремительно краснеют – довести её до слёз проще некуда на самом деле. Даже легче, чем Линали. В случае с мисс Ли надо упорно давить на болевые точки, а там и истерика не за горами. В случае с Мирандой Лотто достаточно назвать её неудачницей и послать подальше. Линали думает, что там, где закончится полоса неудач Миранды, начнётся территория кладбища. Может даже очень скоро.
– Я с-с-случайно, п-п-прости, – начинает блеять Миранда, сгребая в кучку осколки того, что ещё пару минут назад было вазочкой.
«Замолчи», – шипит Линали Отражению.
– Криворукая идиотка, смотри, что сделала с платьем, – говорит Отражение. На самом деле Отражению решительно без разницы, что происходит с его вещами. Просто ему скучно. А скуку Отражение предпочитает развеивать не самым интеллектуальным способом.
Миранда вздрагивает, как от удара и бормочет что-то про: «Я отстираю».
«Хватит!» – умоляет Линали.
– Вот же бесполезная дура, – ухмыляется Отражение. – Ничего сделать нормально не можешь. Всё через жопу. Не зря братец тебя к кабинету на этаж не подпускает.
«Прошу тебя, хватит», – почти плачет Линали.
– Бестолочь, – почти нежно вздыхает Отражение и треплет Миранду по щеке. – Теперь ясно, почему ты старой девой осталась и в твою сторону ни один мужик не глядит. Ни кожи, ни рожи.
Линали всхлипывает. Причинять боль тем, кто хоть сколько-нибудь дорог, оказывается очень больно.
– И что это за Чистая Сила? Даже спасти никого толком не можешь. Очень милосердно, знаешь ли, оставлять людей мучиться часов по десять после смерти.
Миранда бледнеет и почти сливается по цвету с бежевыми шторами.
– А вспомни корабль, – тут и сама Линали вздрагивает, как от пощёчины. – Научись ты к тому времени возводить щит, они все спаслись бы. Я даже удивляюсь, как тебе ещё не дали пинка под зад и не выставили из Ордена, – изгаляется Отражение.
Миранда меняется в лице и, перевернув ещё один столик, выскакивает из библиотеки.
– Прости, – прижимает руки к губам Линали.
«Ты думаешь, я хоть слово соврала?» – спрашивает Отражение.
***
Над рассыпающимися тушами акума поднимается зеленоватый дым. Там, где на землю попадёт пепел, останутся выжженные пятна, на которых ещё много лет не будет расти трава. Акума отравляют этот свет даже после возвращения на тот. Своеобразная месть.
«Говорили Графу, придумай альтернативные источники энергии и кислоты используй меньше, а то так и до экологической катастрофы недалеко, – бурчит Отражение, наблюдая за тем, как стоящая на коленях Маришка прижимает руки к земле – пытается лечить по-своему, но людей исцелять куда как легче. – Нам же потом в этом мире жить. Заебёмся биосферу восстанавливать, а начальство нам потом ещё кишки выпустит за такую расхлябанность, когда его всякие защитники природы пару раз в суде выебут. И что ты думаешь, он за семь тысячелетий хоть в этом направлении почесался? А? Золотко, ты что, уснула, что ли?»
Линали не слушает, она прижимает ко лбу окровавленный платок, вычёсывает пятернёй из волос веточки и палочки и думает, что на скуле у неё останется синяк. Рёбра потом будут болеть ещё долго-долго. А ночью будет выламывать суставы – использование Чистой Силы так просто для экзорциста не проходит. Оно и правильно, не стоило изображать белку-летягу. И летать низко тоже: близко к земле – это не только способ заманить акума к сидящим в засаде, но и верный способ угодить в дерево или развесистый куст.
Но есть сейчас те, кому хуже Линали. Например, Аллену Уолкеру – экзорцисту, который физически не может стоять в стороне, когда другие оказываются в опасности. И получает он оттого соответственно – с каждого второго задания его привозят то с трещинами в костях, то с переломами, с каждого первого – с синяками, ссадинами, ушибами. Если бы не исследования Чёрного Ордена в области медицины, он дожил бы ровно до первой гангрены или столбняка.
Сейчас Аллен Уолкер подволакивает ногу и с трудом перебирается через остатки стен. У Аллена кровь заливает лицо, а взгляд как у побитой собаки: он опять винит себя во всех смертных грехах и вот-вот разрыдается.
«Как будто мало тут плакальщиц», – говорит Отражение недовольно.
Плакальщиц и правда хватает: у разрушенной стены заламывает над кучкой праха (парой месяцев назад оно было, должно быть, любимым мужем, а потом его чучелом, у которого вместо опилок внутри акума) руки молодая женщина, а за юбку её цепляется зареванный ребёнок лет двух. Поодаль переминаются с ноги на ногу искатели – им теперь отчитываться перед Орденом о разрушении двух жилых строений и уговаривать новоиспеченную вдову собрать оставшиеся пожитки и перебраться подальше из этого города. Смысл последнего Линали поняла примерно год назад, когда на её глазах толпа деревенских жителей забросала одну такую вдову «демона» камнями. Мисс Ли тогда не успела вовремя вмешаться. А потом плакала несколько ночей, поражаясь чужой жестокости. У людей странные способы отомстить за свой страх, думает Линали Ли.
– Ты не виноват, – говорит Линали.
Аллен поднимает на неё взгляд – глаз с проклятием тускло светится изнутри, словно в черепе мальчика кто-то зажёг свечку. Ну и мысли приходят на ум. И качает головой – списать со своих счетов очередную жертву он не сможет никогда.
«Акума жалеет? – влезает Отражение. – Вот идио-о-от. Это ж киборги! А что на людском приводе – так бабы новых людей нарожают. Гуманист херов».
«Вы не виноваты», – пишет на своей табличке Маришка. И обнимает Аллена – он едва достаёт ей макушкой до плеча. Мальчик утыкается лицом в ее грудь.
Экзорцисты не обладают даром исцелять других, по крайней мере, Линали про таких не слышала. Даже способность Миранды позволяет «сделать всё как было» лишь на короткое время.
Потому, когда раны Аллена затягиваются на глазах, а сам он вдруг падает, как подкошенный после одного поцелуя в лоб, Линали бросается к нему в ужасе и кричит: «Что ты с ним сделала?!»
Маришка деревянно улыбается и гладит её по голове, пока Линали плачет над обмякшим телом Аллена навзрыд и силится оттолкнуть чужую руку.
Как будто мало плакальщиц.
***
Второй сон (чужой сон) снится Линали через два дня. В нём женщина, которую Линали хотела бы назвать матерью, немного похожая на госпожу Аниту. Она учит маленькую Линали вышивать. А Линали украдкой любуется женщиной и путает разноцветные нитки, кончики которых всё никак не хотят пролезать в игольное ушко и выворачиваются из рук, точно живые.
После такого сна Линали просыпается поздно (ну надо же, проспала завтрак) и весь день у неё из рук валится всё, за что она ни возьмётся. Линали пытается вспомнить что-то важное, но оно ускользает, как тонкие нити под пальцами, как кисточки фонариков, и до них, кажется, можно дотронуться кончиками пальцев, только ухватить всё никак не получается.
***
Линали немного знает французский. Этого знания достаточно, чтобы прочитать, что там Маришка написала однажды на табличке: «Мне вырвал язык мужчина в белых одеждах». Линали вспоминает о том, при каких обстоятельствах Маришка превратилась в бездетную вдову (три строчки в отчёте) и не хочет знать подробностей.
«Отлично, значит, орать перед смертью не будет. Терпеть не могу, когда кричат», – говорит Отражение.
Мисс Ли кивает, не слушая Отражение. Она умеет складывать два и два, для этого достаточно и ума, и исходных данных:
«О, – говорит Отражение, – с Удовольствием Ноя ты знакома?»
Линали молчит и думает: куда же без ноев?
«Лапал?» – уточняет Отражение.
– Как будто не знаешь, – говорит Линали. Ей иногда кажется, что для Отражения её память – что раскрытая книга: полистай и обрящешь. Не сразу, так через час всенепременно.
«Я-то откуда знаю? – злится Отражение. – У тебя в мозгах как в лесу: слева ёлки, справа ёлки, а позади и впереди сплошной пиздец».
Линали переступает босыми ногами по полу – звякают кольца Чёрных Сапог. Закусывает губу – хоть что-то хорошее сегодня. Значит, до чего-то Отражение докопаться не успело.
«Зря тебя Удовольствие не добил, – шепчет Отражение той ночью, наклоняясь над спящей Маришкой. – Ну, мы сейчас это поправим. Как думаешь: подушкой гуманней или шею свернуть? Резать не буду, даже не проси, ненавижу кровь отстирывать».
«Нельзя!» – кричит Линали мысленно. Собственные руки и ноги её не слушаются, у Линали Ли теперь роль стороннего наблюдателя.
«Как в ВР-игре», – говорит про такое Отражение.
«Перестань! Убери руки!»
Линали хочет уверить себя, что это не она нависает сейчас над спящей женщиной в довольно похабной позе. Что не её руки смыкаются на чужом горле. Что ей лишь снится, будто Маришка распахивает глаза и молча (даже не старается закричать) пытается оттолкнуть Линали, вцепиться в глаза или волосы.
«Нетипично для женщины», – успевает хмыкнуть Отражение.
Время растягивается резиновой лентой – так иногда бывает во сне, когда пытаешься бежать, да только перебираешь ногами на одном месте. А потом лопается – Линали получает кулаком в челюсть, падает с кровати от неожиданности. Маришка взбрыкивает, как лошадь – страх придаёт ей сил. Потом сверху на Линали наваливается тяжелое тело. И лицо несостоявшейся жертвы оказывается близко-близко к ее лицу.
«Хочешь, я тебя поцелую?» – одними губами спрашивает Маришка.
Линали отшатывается от неожиданности, бьётся затылком и елозит по полу, точно пришпиленная булавкой бабочка. Тело деревенеет.
«Убей её! Убей!!!» – истерично кричит Отражение.
А потом визжит на одной ноте пару секунд и вдруг пропадает, когда Маришка порывисто наклоняется вперёд, прижимает к себе Линали в почти материнском жесте (так обнимают хнычущих детей) и холодными губами касается её лба. На секунду исчезают все ощущения, только колени слабеют, а перед глазами мелькают чёрные точки.
Потом Линали лежит на полу и плачет, не в силах остановиться, а Маришка гладит её по волосам. На шее у Маришки наливаются сине-чёрным следы чужих пальцев. Завтра она спрячет их за глухим воротником.
«Я никому не скажу», – пишет потом Маришка.
Линали отчасти ей благодарна. Хотя бы потому, что Отражение наконец заткнулось. Жаль только – на время.
***
– Это всё, что вы можете рассказать мне про Аллена Уолкера, мисс Линали? – спрашивает человек, меряющий комнату тяжёлыми шагами.
Линали Ли пытается сидеть ровно, не уползая под кресло. Чашка чая в её руках дрожит. Если на свете есть хоть один человек, которого Линали Ли по-настоящему боится и ненавидит, то это, вне всякого сомнения, даже не Тысячелетний Граф (да разве человек он?), а ватиканский инспектор Леверье. Редкий мудак, служащий правому делу, не щадя живота чужого. На счёт своего у Линали есть некоторые сомнения. Но боится она его не поэтому, так уж вышло. А он про это знает. И рассчитывает через Линали узнать побольше.
Дело всё в том, что Аллен Уолкер в некоторой степени близкий Линали человек. Кусочек её мира, если угодно. И против этого человека инспектор сейчас ведёт расследование. Аллену не повезло обладать даром управления Ковчегом, теперь его, несмотря на все заслуги, попытаются убрать. В стане экзорцистов, как бы мало их ни было, потенциальных слуг Графа не потерпят.
«Музыканта опять гонять будут», – хлопало в ладоши Отражение, впервые услышав вопрос о том, не замечала ли мисс Ли чего-то неподобающего в поведении Аллена Уолкера.
Напротив человека, инициировавшего расследование, Линали сейчас сидит в кресле и старается не трястись, как овечий хвост. Инспектору Леверье, должно быть, очень, ну просто очень-очень нравится пугать Линали. Для этого достаточно упереть в неё взгляд – будто кто-то наставил на неё дула двух заряженных пистолетов. И нависнуть, как нависал над маленькой растянутой на кровати Линали, ей тогда было лет семь.
«И на светлой стороне Силы хватает своих уёбищ, – вздыхает Отражение, приплясывая белым пятном в чашке чая перед Линали. – Зато какие тортики готовит. Я прямо даже и не знаю, убить его или пускай живёт пока».
– Простите, мне нечего сказать, – говорит мисс Ли со всей твёрдостью на какую способна.
«А если убьём, то как? Кишки вывернем? Можем сжечь или из пистолета пристрелить, – предлагает Отражение. – Запинаем твоими Сапогами. А хочешь, я ему голову оторву? Или, скажем, паяльник ему в задницу засажу?»
– Мисс Линали, – в голосе Леверье отческой заботы и угрозы пополам. С таким же видом и с такими же словами он отвешивал ей оплеухи за побег много лет назад. – Я надеюсь на вашу сознательность.
– Мне нечего сказать, – повторяет Линали.
«Хорошо, – говорит Линали Отражению. – Если мы кого-нибудь когда-нибудь убьём, пусть это будет Леверье».
«Ладно, так и быть, – соглашается оно со смешком. – Только ради тебя, золотко, я поставлю нашу месть выше нашего желудка».
***
Так получилось, что Линали Ли очень не любит спать на спине. Она согласна спать свернувшись калачиком на тонком матрасе или просто подстелив плащ – доводилось не раз на заданиях, ничего необычного. Или сидя на жестком сидении поезда, подперев ладонью щёку, упершись локтем в подлокотник. Под грохот экипажа, в тряске и духоте, подскакивая на ухабах и чуть язык себе не откусывая каждый три минуты. За столом в кабинете брата над очередным отчетом. Или даже прикорнуть где-нибудь в углу, на деревянной скамье, во время длинного молебна под заунывный голос священника, бубнящего что-то во славу Господа, который Бог. А на спине, пусть даже на мягкой кровати – нет уж, належалась, привязанная, точно душевно больная в бедламе. У всех на виду (двери в её комнату не закрывали никогда, опасаясь очередного побега), совершенно беспомощная, беззащитная и не способная даже ноги сдвинуть или прикрыться.
Спасибо Чёрному Ордену за наше счастливое детство.
Линали думает, что оно об этом знает и делает всё нарочно. Нарочней не придумаешь.
«Золотце, как ты относишься к убийствам? Давай убьём этого ублюдка, а?» – предлагает Отражение.
Достаточно вспомнить синяки на шее Маришки, чтобы сказать: «Нет, спасибо».
Линали Ли боится зеркал. Точнее она страшится отражений. Нет, не так: Линали Ли опасается одного конкретного Отражения, своего собственного. Линали воображает себя злым духом из старых сказок – наверное, она шарахается от зеркал точно так же.
«Если зеркало падает и разбивается, это верная примета скорой смерти в семье, – говорит ей Отражение. Может быть, оно догадывается, что Линали уже примеривается, как бы так дотянуться до подсвечника или кочерги потяжелее и решить проблему голосов в голове радикально. И точно знает, из кого состоит вся семья мисс Ли. – Так что даже не пытайся. Умру я – умрёшь ты».
Линали с трудом кивает и делает вид, что поверила. Линали на грани паники – не так уж много у неё фобий, чтобы испытывать свои нервы слишком часто. Не так уж много у неё душевных сил, чтобы справиться сейчас. Линали сцепляет зубы до боли в челюстях и дышит, точно загнанная – часто и неглубоко. Спокойно-спокойно-спокой…
От недосыпа у Линали тёмные круги под глазами. Последние несколько недель она молчаливой тенью бродит по коридорам, засыпает над отчетами или над кружкой кофе в столовой, натыкается на тех, кто не успел отойти с дороги, спотыкается, не вписывается в дверные проёмы, отвечает невпопад и сочувствует Миранде как никогда. С Мирандой такое всё время творится, и ведь это она ещё высыпается.
И ещё немножко во всём повинна головная боль. Будто в череп шуруп вкручивают – возле уха, чуть пониже виска, там словно отметили крестиком: болеть здесь. Линали выпила три микстуры и два порошка от головной боли, только от этого почему-то не легче.
У Отражения Линали есть странная особенность: оно словно бы и не способно замолчать хоть на пару минут. От звука его голоса (ее, Линали, голоса) доносящегося из подсознания, Линали хочется выть и биться головой о спинку кровати. Вместо этого Линали запрокидывает голову и слепо таращится в потолок. Будь что будет. По потолку мечутся неясные тени. Или плоды её больного подсознания. Породило же оно такое вот Отражение, почему бы не выродить ему ещё и тени? Чтобы скучно не было.
Руки и ноги Линали как у тряпичного медведя – точно набиты ватой. Или опилками. Или чем там этих медведей набивают? Линали представляет себя со стороны: безвольной куклой с сонно-равнодушным взглядом полуприкрытых глаз. Остекленевших и бессмысленных. И как только Отражению не жутко? Линали, наверное, себя испугалась бы.
Как в страшной книжке: ночь, полуобморочная девушка на постели, одинокая свеча на столе. И тень, конечно. У неё сотня извивающихся отростков, десяток зубастых ртов и бессчётное число слепых, будто у кротов или рыб из пещерных озёр, выпученных глаз. И две ноги в кольцах Чёрных сапог. Потрясающее зрелище. И гадать не нужно, это её собственная тень. Впору орать от ужаса, надеясь, что на вопль мигом сбежится половина состава Европейского подразделения. И Канда с Мугеном. И Лави со своим молотом.
«И ничего не увидят, кроме одной глупой истерички-экзорцистки. Опять выставишь себя полной кретинкой, – сварливо добавляет Отражение. И припечатывает: – Плакса».
«Позор-то какой», – соглашается с ним Линали.
Если кто-то прибежит на помощь, Линали будет стыдно. Поэтому она молчит. Для неё молчание – лучшая политика. С ней так всегда: Линали не обращает внимания на боль, причиненную ей самой. Мисс Ли редко жалуется, даже когда в Чёрных Сапогах сводит замёрзшие ноги так, что не будь Чистой Силы, она всенепременно рухнула бы и, кажется, умерла бы на месте. Когда после боя выламывает колени, словно ноги отпиливают тупой пилой, даже когда где-то под суставом дёргает – будто там стучит второе сердце, Линали тоже молчит. Если совсем невыносимо, есть тёплый шарф, которым она заматывает колени – когда-то в детстве научил Канда, он до сих пор с собой шарф таскает и никогда не повязывает. И пара пакетиков сонных трав, после которых Линали спит, как убитая. Боль физическая на самом деле не так страшна, как кажется, к ней можно быстро првиыкнуть, она превращается в фон – да, нудный, да, неприятный, но в целом терпеть можно.
Вместо того чтобы закричать, Линали едва слышно вздыхает. На самом деле Отражение – это ещё ничего. Акума страшнее. Нои страшнее. Лотосы, которые видит Канда (нет, он не рассказывал ей, просто как-то говорил во сне, а Линали опять рыдала от жалости и слушала), тоже страшнее. Когда умирают люди – страшнее. Когда калечат близких – страшнее. А Отражение – думает Линали – это, в сущности, не страшно. От Отражения ещё никто не умирал. Его Линали как-нибудь потерпит.
На самом деле Линали совсем немного больно, неприятно, чуть-чуть скучно и больше всего на свете хочется спать.
«Мне завтра рано вставать», – хочется сказать она Отражению.
Но Отражение копается под юбками Линали, точно собака на грядке: бесцеремонно, быстро, и не слишком заботясь о сохранности того, в чём роется. И это её собственными руками. И конечно, слушать хозяйку всего остального тела оно не будет, оно её и так ни в пенс не ставит. А Линали рассеянно придумывает отговорку на завтра: она не Миранда, одним «наступила на подол» не отвертишься, тут бы что помасштабнее. А ещё зашивать придётся…
– Вот незадача, – вздыхает Отражение. – Да ты, детка, фригидна, как колода. Или не мастурбировала никогда?
Линали смотрит в потолок и представляет себя куклой со стеклянными глазами. Поднимут – открывает глаза, положат – закрывает. Куклам не положено думать. Вот и Линали не надо этого делать. Хотя бы сейчас.
Отражение может читать чужую память. Потому нельзя вспоминать то, что хотелось бы оставить только своим воспоминанием, говорит себе Линали. Пока Отражение не дорылось до двух воспоминаний, одно из которых – эпизод расставания Линали Ли с девственностью.
– Оно и видно. Правильные девочки себя в таких местах не лапают и другим не дают. Даже под одеялом и большим секретом.
Пока два влажных пальца (сперва облизала, а потом лезет ими в срамное место) поглаживают её между ног, Линали думает, что, в сущности, должна была давно рассказать про Отражение исповеднику. Обо всех грехах и даже греховных помыслах экзорцист должен регулярно отчитываться. Именно так. Мисс Ли не сомневается: все сказанное тщательно конспектируется и может быть использовано против экзорциста в самый неподходящий момент.
Интересно, успел ли генерал Кросс хоть раз за последние четыре года до кончины исповедоваться? Или только и делал, что гулял, как мартовский кот, пил, как лошадь, и закончил жизнь, как бездомный пес?
– Эй, эй, так не пойдёт, – ласково говорит Отражение, приподнимая голову Линали. – Это свинство, знаешь ли, лежать бревном, когда я тут стараюсь.
Почему-то Линали хочется согласно хрюкнуть.
– Нам стоит выпить, – тяжко вздыхает Отражение. Хоть сколько три, удовольствие по приказу Линали испытывать не умеет. Вот не умеет и всё тут, хоть убейте.
Линали воображает, как от его голоса в голове, точно в горном ущелье, прокатывается эхо. Собственная голова представляется пожарным колоколом: большой, пустой, звонкой, а где-то там внутри болтается одинокий язык.
«Колокол без языка не поёт», – вспоминаются слова Маришки. Ах, да, теперь всё ясно. Давно ясно.
Линали покорно кивает – как деревянный болванчик, как марионетка на ниточках – она таких видела на кукольных представлениях. Должно быть, Отражение устало от работы с нулевой отдачей.
Пожалуй, Отражение заблуждается: чтобы отвлечься и успокоиться, Линали не хватит даже всего содержимого бара Европейского подразделения.
– Правильно, надо, – само себе говорит Отражение.
У него всегда так – Линали молчит, Отражение говорит за двоих. Мелет её же голосом глупости и гадости. Должно быть, режим монолога его устраивает, как какую-нибудь пятилетку, играющую в большое чаепитие кукол. Только в отличие от маленькой девочки Отражение говорит за себя и Линали одним голосом.
– Скажи, золотце, где твой братец прячет сакэ?
И Линали говорит, сама того не желая. Нет, сакэ нет, придётся удовольствоваться другим. Коньяк сойдёт? Ну и ладно, Отражение не привередливое, ему без разницы, чем напиваться. А виски? А похмелья не будет?
Потом они вместе разоряют бар – у брата в шкафу ящичек, запирается на ключ потайным замком, двойное дно и всё такое. В ящичке ровные ряды лучшего антидепрессанта всех времён и народов. У Смотрителей очень нервная работа. Конечно, милая сестрица Линали знает, что где лежит, братец от неё мало что скрывает. Может и зря.
Линали наливает дорогой коньяк (пахнет дубовой бочкой и чем-то незнакомым, но вкусным) в чайную чашку. Янтарная жидкость маслянисто блестит и плещется у краев. Закуски, конечно нет. Точнее она была, но сейчас уже в таком состоянии, что пищит, по ночам шуршит и шевелит ложноножками. Если уже не строит свою цивилизацию – последний раз в столе у Смотрителя прибирали года четыре назад. А Отражение сокрушается, что братец Ли не держит сладких ликёров. По части сладкого у Отражения губа не дура. Ужираться русским креплёным кагором, каким бы он сладким ни был, оно, впрочем, не намерено.
Коньяк обжигает язык похлеще кипятка, пищевод горит, а из носа будто вот-вот хлынет кровь. Ну и запах. Ну и вкус. Линали кашляет и едва не роняет чашку. ¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬
Вообще экзорцистам алкоголизм не грозит. Вернее нет, не так: не грозят его последствия. По довольно простой причине: быстро загнуться от выпивки достаточно сложно, а за лет пять, что отведены обычному – среднестатистическому, вот слово какое, умное – экзорцисту, успеть не так-то просто. Единственный, кто имел хоть какие-то шансы дожить до цирроза – это генерал Кросс. Ныне покойный.
Впрочем, Линали и так знает, что умрёт не в глубокой старости, окруженная детьми и внуками, а через пару лет на улочке небольшого городка. Или через неделю в лаборатории во время внезапного нападения акума. Рассыплется горсткой чёрного пепла. Вот только думать об этом ни капли не страшно: умрёт – и что теперь? Все когда-то умрут, разница лишь в том, когда и как именно они это сделают. Страшно другое: её смерть причинит другим много боли. Раньше Линали думала о смерти и иногда даже плакала, заранее жалея братика – ну как он один, без неё?
Сейчас стало без разницы.
Эгоистично с её стороны, на самом деле – хотеть жить, чтобы другие на неё не обижались. Линали незаметно для себя проводит параллели между болью и обидой.
Линали… странно. Линали быстро переключается и забывает. Утром она говорила с Леверье – страшно-то как. Только что она лежала на кровати, и Отражение пыталось довести её до оргазма. А теперь вот Линали сидит и надирается коньяком. Очень последовательно.
Отражение говорит ей: это они виноваты. Отражение говорит: мы их ненавидим, мы отомстим. Линали кивает, забывая спросить, кто виноват и за что надо мстить.
«Мне довелось умереть сотню раз, – говорит ей Отражение. Про сотню оно приукрашивает, но пару раз приходилось, это точно. Отражение трезвое – у него своей дури без всякого градуса хватает, градус – это для Линали. – А тебе? Тебя когда-нибудь резали на куски Чистой Силой? Отрубали голову? Жгли?»
Линали мотает головой и торопливо глотает коньяк. Чуть не вырвало, наверное, так торопиться не стоило.
«Давай мы с тобой будем всех ненавидеть? – говорит ей Отражение. С места в карьер. – Всех-всех».
Линали крутит чашку – коньяк в ней плещется маленьким водоворотом. Красиво.
– Давай, – вслух соглашается она.
«Обещаю маленький бонус, – говорит Отражение. – Золотце, как ты относишься к стигматам?»
***
А где-то в далёкой Португалии празднуют юбилей – семь тысяч сто лет с момента стыковки Ковчега с вершиной Арарата. Большой семейный праздник. И однозначный повод собрать последние отчёты – проект Адама Ноя находится в заключительной стадии, имеет смысл привести в порядок если не мозги, то хотя бы документацию. И плевать, что Ковчег вот уже почти год как выбыл из владения семейства Адама Ноя. Некому сыпать соль ему на раны. Пока некому.
А где-то в далёкой Португалии пятидесятилетняя девочка Роад Камелот открывает двери в другие миры. Так, развлечения ради. На большее Мечты Ноя не хватает – Отражение сказало бы, что это оттого, что приземлённая она была, очень приземлённая. Только в один мир Роад нет хода – в тот, куда Мечта не может попасть уже семь тысяч лет и из которого выброшена была однажды вместе со всем семейством. Она ещё не знает, что это даже к лучшему.
@темы: картинки, D.Gray-man, тварьчество, "Как во сне"
-
-
14.06.2012 в 15:06-
-
14.06.2012 в 15:07-
-
14.06.2012 в 15:07-
-
14.06.2012 в 15:08-
-
14.06.2012 в 15:08-
-
26.07.2012 в 12:01-
-
26.07.2012 в 12:08Проспойлерю: Линали и Отражение вместе с ней выкрали экзорцисты (они об этом с Тикки договаривались, у которого свои мотивы). И потом попытались убить ноиху, не убивая Линали.
-
-
19.08.2016 в 13:06спасибо вам большое за этот фик. поймала себя на том, что в каждой непонятной ситуации вербально или не очень цитирую фразу про отражение, по слогам проговаривающее нехорошее слово.
работа очень зашла в своё время, вообще просто очень, на одном дыхании.
-
-
22.08.2016 в 19:02Спасибо)
-
-
22.08.2016 в 19:45