Это я так, чисто теоретически.
Так уж получилось, что названия у него нет. И не предвидится. Ну не умею я давать названия результатам труда своего.
Да-да, это тот самый пресловутый "первый блин" (вернее второй, первый я никому не покажу - он страшен аки смертный грех), который комом. И, да, это было совсем не то,что обещал кинжал что хотел заказчик.
Хуже женской драки может быть только пьяная женская драка (из личных наблюдений)
Кто-то когда-то давно говорил Серас, что для победы над врагом нельзя его бояться и просто жизненно необходимо сохранить спокойствие. Сейчас Виктории больше всего на свете хотелось плюнуть в лицо тому, кто это сказал, а потом посоветовать сохранять спокойствие в тот момент, когда этого кого-то попытаются нарубить в лапшу весьма острой катаной. И, главное, кто пытается-то? Какая-то бледная и растрёпанная, но весьма решительная девица с католическим крестиком на шее и в одежде монахини. Ах, да, ещё с хорошо заточенной катаной, которой эта монахиня очень даже умело махала. Довершали образ разъяренной фурии безумные глаза, искривлённые в усмешке губы и капли крови на лице. Не её, понятное дело, а одной такой глупой и неопытной вампирши, додумавшейся отстать от Хозяина во время зачистки старой церкви от упырей. И теперь этой вампирше оставалось жаловаться на собственную глупость и самонадеянность. И, совсем немного на Уолтера, вручившего ей такое громоздкое и абсолютно бесполезное в ближнем бою оружие, ныне валявшееся где-то на грязном полу.
Виктории едва удалось увернуться от лезвия оружия в самый последний момент, причём нелепо споткнувшись на небольшой ступеньке и упав на пол. Чудом успела откатиться в сторону по грязным доскам – фурия с крестиком резко подалась вперёд, словно совершая нечто, напоминающее балетное па. Катана распорола только рукав формы да немного оцарапала кожу на предплечье. Не смертельно, конечно, но несколько пугает. Вид собственной крови всегда заставлял Серас нервно вздрагивать, она почти инстинктивно прижимала руку к животу. Как раз туда, где остался небольшой шрам.
Виктория тяжело дышала, больше по привычке, чем действительно из надобности, ведь вампиры не нуждаются в воздухе, в отличие от людей, иначе бы она давно задохнулась. Или ослабела, истекла кровью – форма уже пестрела многочисленными порезами и дырами, а тело едва успевало регенерировать ссадины, синяки и порезы. Только глубокая рана на ноге ещё немного кровоточила – была задета какая-то крупная вена, кровь залила чулок на правой ноге, противно хлюпала в сапоге. Сейчас вампиршу вполне могло спасти собственное озверение – разорвать противницу на части, став безумные берсерком, не отвечающим за свои поступки, и все дела – но пока она была не в состоянии разозлиться в достаточной степени. Снова почувствовать приятный туман забытья в голове, тепло, разливающееся по телу, и металлический привкус собственной крови на языке. Она часто чувствовала жажду крови во время «операций», пытаясь противиться вампирской жажде, закусывала губу или щёку, а потом стояла перед Хозяином как оплеванная, слыша уже привычно-насмешливое: «Неужели ты не хочешь крови?» Лучше бы подчиниться инстинкту, только раз попробовать, просто облизнуть испачканную кровью руку. Интересно, какой у свежей человеческой крови привкус?
Только чуть прикрыть глаза, глубоко вдохнуть, словно перед прыжком в воду. А потом действовать, чувствуя собственную опьяняющую силу, словно разрывающую изнутри, переполняющую вампиршу. Заставляющую двигаться быстрее, острее чувствовать запахи. Наслаждаться, почти болезненно, убийствами, вырванными конечностями, кишками и мозгами на полу, кровью на своей одежде, руках и лице. Похожее на оргазм удовольствие.
Но вот времени нет, даже чтобы сделать полноценный вдох.
Монахиня нанесла серию быстрых ударов, явно намереваясь снести Виктории голову. Бывшая полицейская отшатнулась и, резко развернувшись, невероятным прыжком перемахнула через скамейки, едва не раскроив себе череп, ухитрившись запнуться за спинку скамейки. Она успела только перекатиться на спину, успев разглядеть свою противницу. Католичка прыгнула следом, размахнувшись, готовясь нанести решающий удар. Серас неожиданно подумала, что та похожа на какое-то божество войны. Яростное, с развевающейся гривой черных волос и горящими глазами. А так же чулками на подвязках, мало подходящими скромной монашке.
- Умри! – короткое, злое и обрубленное. Голос у фурии оказался под стать внешности – хрипловатый и низкий. Но в то же время мягкий, немного возбуждающий.
Лезвие катаны высекло искры из колонны, как раз там, где секундой ранее была голова Виктории. А потом Серас поняла, что сама себя загнала в угол. Деваться было некуда – за спиной слегка обвалившаяся стена, с двух сторон полуразрушенные колонны. Церковь так обветшала, что частично обвалилась, потому арка, в которой стояла сейчас вампирша, превратилась в настоящую ловушку. Особенно в силу того, что над головой Виктории нависал кусок стены, из которого торчали какие-то обломки железа и дерева. И, согласно закону подлости, держался этот кусок на честном слове.
- И что теперь? – Серас прижалась спиной к прохладному камню, чуть поёжилась, глядя на медленно приближающуюся монахиню. Как назло, оружия у вампирши с собой не было – громоздкий «Халлконен» лежал где-то у входа, к тому же ещё и не заряженный, а пистолет был выбит в процессе позорного бегства. Ей в какой-то момент даже захотелось прикрыться – настолько насмешливым был взгляд монахини. Ещё бы – форма Виктории разодрана, жакет держится на лоскутках, вот-вот сползёт с плеч и груди, юбка и трусики разрезаны, заляпаны кровью, относительно целы только чулки да сапоги.
- Так и будешь стоять? – похоже, убивать загнанную в угол жертву, которая даже не думает сопротивляться, эта фурия не желала. Или считала ниже своего достоинства.
Возможно, тут всё было куда проще. Значительно приятнее, упиваясь собственным превосходством и осознанием безнаказанности, унизить того, кто слабее. Знать, что он всё равно не ответит ударом на удар, а потому почти физически наслаждаться его унижением и болью.
Виктория чуть наклонила голову и зажмурилась, отчего-то вспоминая события, которые очень хотела забыть, но никак не могла. Свою первую неделю в приюте.
Тогда она так же стояла, припёртая к стене, а её обидчица, старше на три года, куда шире в плечах и выше на три дюйма, ухмылялась и что-то говорила, упираясь одной рукой в стену над головой Виктории, а второй обманчиво ласково поглаживая её по щеке. Серас тех слов не слышала, тихо всхлипывая и давясь слезами. Её били впервые – любящие родители никогда не поднимали на дочь руку, а в школе никто не обижал милую и улыбчивую девочку. Не столько больно от девчоночьих ударов, сколько обидно и страшно. Знать, что никто не поможет, потому что никому нет до неё дела. Как сейчас. Тогда она, правильная девочка, дочка полицейского, дралась впервые в жизни, отстаивая, как ей тогда казалось, свою жизнь. Почему бы и нет?
Та девчонка преподала Виктории два важных урока, которые девушка запомнила на всю свою весьма короткую жизнь. Первый из них – надеяться надо только на себя. Не ждать помощи от воспитателей, родителей, друзей или Бога. Рассчитывать на собственные силы, и всё.
Хлёсткий удар по щеке, оставляющий на коже покрасневший след чужой ладони, как и в тот раз. Вампирша судорожно дернулась всем телом, открывая разом покрасневшие глаза.
В следующий момент монахиня отлетела в проход между скамьями, получив мощную оплеуху от несостоявшейся жертвы. Таким ударом вполне можно было сломать челюсть, учитывая вампирскую силу Серас.
- Ты хотела драться? – насмешливо спросила вампирша, подходя к медленно поднимающейся на четвереньки искариотке. А голос всё равно чуть дрожал. Она всегда немного боялась. Банально, но было страшно как в первый раз, как всегда было страшно. Может быть это и глупо, но Виктория всегда боялась боли.
Следующий удар, на этот раз носком сапога, пришёлся по рёбрам монахини. Та перевернулась на спину, ошеломлённая, ещё не понимающая, что произошло. А Серас уже оттолкнула катану подальше, отлично зная, что нельзя давать противнику ни единого шанса на спасение.
Второй урок, пожалуй, заключался в том, что в драке, особенно женской, нет правил. Бей, кусай, царапайся, целься в глаза, уши, губы. Тяни за волосы, выдёргивая их клочьями, выкручивай руки, ломая пальцы, калечь и уродуй. Пинай ногами, не щади упавшего – он поднимется и тебя-то жалеть не станет. Не столько болезненно, сколько обидно. Главное – унизить, растоптать противника, доказать, что ты – сильнее. Любые средства хороши, если хочешь выжить. Или просто победить.
Впрочем, Виктории претила такая позиция. Есть вещи, после которых перестаёшь уважать себя.
Стоять на месте всё-таки не стоило – монахиня ударила ей ногой в живот, болезненно, без замаха. Повалила чуть отвлёкшуюся вампиршу, попыталась подмять под себя, крепко вцепилась правой рукой в волосы Серас.
«Тоже приютская», - промелькнула какая-то посторонняя мысль в голове девушки. Это словно стало сигналом для неё.
Две извивающиеся, визжащие и сопящие, отчаянно колотящие друг друга, царапающиеся и пинающиеся девицы покатились по полу. На стороне Виктории были вампирские способности, а её противнице сил придавал ужас и ненависть. Они друг друга стоили. Яростно колотящие друг друга как сопливые девчонки. Визжащие и шипящие кошками, выдирающие волосы. Женская драка – одна из самых отвратительных вещей на свете. В ней нет правил, нет запрещённых приёмов и пресловутой негласной договоренности про «ниже пояса…»
Девушки – слабые существа. Потому они не гнушаются ничем. А смысл? К чему правила, когда ты заранее знаешь, что проиграла, потому что слабее? Всё, что угодно, только бы победить. Отомстить за собственное унижение, за выдранные волосы, поцарапанное лицо, искусанные руки. И синяки на груди, животе, ногах.
Серас прижала эту фурию к полу весом собственного тела, крепко сжала её бедра ногами и, ухитрившись схватить монахиню за волосы, дёрнула к полу так, что голова девушки запрокинулась, а из глаз брызнули слёзы. Наслаждаясь чужой болью, сознанием того, что одним ударом может сломать позвонки или укусить, впиться зубами в пульсирующую артерию на тонкой шее, попробовать тёплой и свежей крови, если вдруг взбредёт в голову.
Медленно, нарочно растягивая момент, Виктория намотала на кулак чёрные волосы, пахнущие ландышем и чем-то ещё, незнакомо-приятным. Она не обращала внимания на слабые пинки и удары, которыми отвечала её противница. Проиграла, но ещё борется. Несмотря на текущую по разбитым губам кровь, лиловые потёки на лице.
Короткий удар в челюсть, не сильный, только показывающий, кто истинный хозяин положения. Голова искариотки запрокинулась, из глаз потекли слёзы. Она дернулась, пытаясь освободиться.
Вампирша не торопилась, уже не чувствуя сопротивления. Она медленно наклонилась вперёд, заглядывая в глаза монахине, а потом едва не отшатнулась от удивления. Совсем другой взгляд – растерянный и испуганный, непонимающий. Чуть прищуренные глаза – она определённо плохо видит. Жертва, уже сдавшаяся, но отчаянно надеющаяся на чудо, которое вполне может произойти.
Серас собиралась отплатить ей за всё. За эту беготню по полуразрушенной церкви, катание по грязному полу, синяки и царапины, укусы, выдранные волосы и разорванную форму. И собственный страх, наверное.
- Ну и что ты будешь делать теперь? – откровенно радуясь ужасу в глазах монахини, она осторожно провела языком по губам девушки, слизывая кровь. Сейчас можно позволить себе такую вольность. Право победителя.
Монахиня, лежащая под Серас, задрожала, отворачиваясь, точнее, пытаясь. Особо извернуться не позволяла поза, тем более, Виктория крепко прижала одну руку девушки к полу. Свободной рукой искариотка пыталась упереться в грудь противнице, но оттолкнуть не могла.
- Расслабься и получай удовольствие, - сквозь зубы процедила вампирша, начиная стаскивать, почти разрывая, платье на монахине. Не потому, что действительно этого хотела.
- Нет, не надо! – она сопротивлялась отчаянно, но абсолютно не так, как раньше. Обречённо, отлично сознавая, что с вампиром ей не справиться. Серас даже на секунду жалко её стало – напуганную, с затравленным взглядом, разом растерявшую всю уверенность.
Виктории и самой было противно, но ради мести за пережитый страх она была готова на многое. Какой-то странный, не свойственный ей порыв. Вампиршу словно магнитом тянуло к этой бледной и напуганной монахине. Запах крови, сводящий с ума, тёплое тело, отлично чувствующееся через остатки тонкой ткани платья – всё-таки в процессе борьбы жакет Серас потеряла, а юбка у неё успешно сползла куда-то в район колен, посему одежда большей частью осталась только на искариотке.
- И как тебя зовут? – тихо спросила Виктория, проводя языком по шее дрожащей девушки. Такое ощущение, что это не она минут десять назад гонялась за Серас с катаной. А кто ещё? Святой дух?
Монахиня всхлипнула, совсем по-детски, испуганно и сдавленно, отчаянно попыталась спихнуть с себя экс-полицейскую. Та в ответ чуть прикусила клыками мочку уха искариотки, с трудом удерживаясь от желания немедленно стащить до конца платье со своей жертвы, ударить, укусить. Причинить боль, унизить, только бы не чувствовать жалости и острого желания вовсе не обидеть, а крепко прижать беззвучно рыдающую девушку к себе, успокаивая и уговаривая, что всё будет хорошо.
И, наверное, оттого поцелуй получился очень осторожным и нежным, искариотка только всхлипнула, но увернуться не попыталась, продолжая бесплодные попытки спихнуть вампиршу с себя. Уже не так уверенно. Словно откликаясь, сильнее, хотя куда уж дальше, прижимаясь к своей мучительнице.
Ни страха, ни желания причинить боль, ни жажды крови. Совсем другое, вполне понятное и объяснимое желание. Монахиня всё-таки ответила на поцелуй, робко и смущенно, неуверенно. Часто-часто заморгала, словно собиралась снова расплакаться, но потом зажмурилась и как-то расслабилась, поддаваясь и одновременно невероятно смущаясь, явно не зная, что делать дальше. Она явно стыдилась реакции своего тела, как-то неуверенно поглаживая грудь Виктории, прикрытую только тонкой тканью бюстгальтера. Серас уже спокойно отпустила её руку, зная, что противница, хотя теперь уже не противница, а любовница, сопротивляться не станет. Свободные руки ей понадобятся, чтобы ласкать крепко прижимающееся, выгибающееся от легких прикосновений тело. И какая разница, что пять минут назад они хотели друг друга убить.
Глупо, нелепо, странно и как-то неправильно. Осторожные поцелуи, мягкие поглаживания, полузадушенные всхлипы и стоны. Два тела, переплетающиеся на грязном полу, исцарапанные и в синяках, все в крови. Обрывки жакета Серас, разодранное платье монахини, имени которой вампирша даже не знала. И совсем никакого стыда. Не время, не сейчас. Пожалуй, о том, как они будут выходить из церкви, девушки подумают позже.
Да-да, это тот самый пресловутый "первый блин" (вернее второй, первый я никому не покажу - он страшен аки смертный грех), который комом. И, да, это было совсем не то,
Хуже женской драки может быть только пьяная женская драка (из личных наблюдений)
Кто-то когда-то давно говорил Серас, что для победы над врагом нельзя его бояться и просто жизненно необходимо сохранить спокойствие. Сейчас Виктории больше всего на свете хотелось плюнуть в лицо тому, кто это сказал, а потом посоветовать сохранять спокойствие в тот момент, когда этого кого-то попытаются нарубить в лапшу весьма острой катаной. И, главное, кто пытается-то? Какая-то бледная и растрёпанная, но весьма решительная девица с католическим крестиком на шее и в одежде монахини. Ах, да, ещё с хорошо заточенной катаной, которой эта монахиня очень даже умело махала. Довершали образ разъяренной фурии безумные глаза, искривлённые в усмешке губы и капли крови на лице. Не её, понятное дело, а одной такой глупой и неопытной вампирши, додумавшейся отстать от Хозяина во время зачистки старой церкви от упырей. И теперь этой вампирше оставалось жаловаться на собственную глупость и самонадеянность. И, совсем немного на Уолтера, вручившего ей такое громоздкое и абсолютно бесполезное в ближнем бою оружие, ныне валявшееся где-то на грязном полу.
Виктории едва удалось увернуться от лезвия оружия в самый последний момент, причём нелепо споткнувшись на небольшой ступеньке и упав на пол. Чудом успела откатиться в сторону по грязным доскам – фурия с крестиком резко подалась вперёд, словно совершая нечто, напоминающее балетное па. Катана распорола только рукав формы да немного оцарапала кожу на предплечье. Не смертельно, конечно, но несколько пугает. Вид собственной крови всегда заставлял Серас нервно вздрагивать, она почти инстинктивно прижимала руку к животу. Как раз туда, где остался небольшой шрам.
Виктория тяжело дышала, больше по привычке, чем действительно из надобности, ведь вампиры не нуждаются в воздухе, в отличие от людей, иначе бы она давно задохнулась. Или ослабела, истекла кровью – форма уже пестрела многочисленными порезами и дырами, а тело едва успевало регенерировать ссадины, синяки и порезы. Только глубокая рана на ноге ещё немного кровоточила – была задета какая-то крупная вена, кровь залила чулок на правой ноге, противно хлюпала в сапоге. Сейчас вампиршу вполне могло спасти собственное озверение – разорвать противницу на части, став безумные берсерком, не отвечающим за свои поступки, и все дела – но пока она была не в состоянии разозлиться в достаточной степени. Снова почувствовать приятный туман забытья в голове, тепло, разливающееся по телу, и металлический привкус собственной крови на языке. Она часто чувствовала жажду крови во время «операций», пытаясь противиться вампирской жажде, закусывала губу или щёку, а потом стояла перед Хозяином как оплеванная, слыша уже привычно-насмешливое: «Неужели ты не хочешь крови?» Лучше бы подчиниться инстинкту, только раз попробовать, просто облизнуть испачканную кровью руку. Интересно, какой у свежей человеческой крови привкус?
Только чуть прикрыть глаза, глубоко вдохнуть, словно перед прыжком в воду. А потом действовать, чувствуя собственную опьяняющую силу, словно разрывающую изнутри, переполняющую вампиршу. Заставляющую двигаться быстрее, острее чувствовать запахи. Наслаждаться, почти болезненно, убийствами, вырванными конечностями, кишками и мозгами на полу, кровью на своей одежде, руках и лице. Похожее на оргазм удовольствие.
Но вот времени нет, даже чтобы сделать полноценный вдох.
Монахиня нанесла серию быстрых ударов, явно намереваясь снести Виктории голову. Бывшая полицейская отшатнулась и, резко развернувшись, невероятным прыжком перемахнула через скамейки, едва не раскроив себе череп, ухитрившись запнуться за спинку скамейки. Она успела только перекатиться на спину, успев разглядеть свою противницу. Католичка прыгнула следом, размахнувшись, готовясь нанести решающий удар. Серас неожиданно подумала, что та похожа на какое-то божество войны. Яростное, с развевающейся гривой черных волос и горящими глазами. А так же чулками на подвязках, мало подходящими скромной монашке.
- Умри! – короткое, злое и обрубленное. Голос у фурии оказался под стать внешности – хрипловатый и низкий. Но в то же время мягкий, немного возбуждающий.
Лезвие катаны высекло искры из колонны, как раз там, где секундой ранее была голова Виктории. А потом Серас поняла, что сама себя загнала в угол. Деваться было некуда – за спиной слегка обвалившаяся стена, с двух сторон полуразрушенные колонны. Церковь так обветшала, что частично обвалилась, потому арка, в которой стояла сейчас вампирша, превратилась в настоящую ловушку. Особенно в силу того, что над головой Виктории нависал кусок стены, из которого торчали какие-то обломки железа и дерева. И, согласно закону подлости, держался этот кусок на честном слове.
- И что теперь? – Серас прижалась спиной к прохладному камню, чуть поёжилась, глядя на медленно приближающуюся монахиню. Как назло, оружия у вампирши с собой не было – громоздкий «Халлконен» лежал где-то у входа, к тому же ещё и не заряженный, а пистолет был выбит в процессе позорного бегства. Ей в какой-то момент даже захотелось прикрыться – настолько насмешливым был взгляд монахини. Ещё бы – форма Виктории разодрана, жакет держится на лоскутках, вот-вот сползёт с плеч и груди, юбка и трусики разрезаны, заляпаны кровью, относительно целы только чулки да сапоги.
- Так и будешь стоять? – похоже, убивать загнанную в угол жертву, которая даже не думает сопротивляться, эта фурия не желала. Или считала ниже своего достоинства.
Возможно, тут всё было куда проще. Значительно приятнее, упиваясь собственным превосходством и осознанием безнаказанности, унизить того, кто слабее. Знать, что он всё равно не ответит ударом на удар, а потому почти физически наслаждаться его унижением и болью.
Виктория чуть наклонила голову и зажмурилась, отчего-то вспоминая события, которые очень хотела забыть, но никак не могла. Свою первую неделю в приюте.
Тогда она так же стояла, припёртая к стене, а её обидчица, старше на три года, куда шире в плечах и выше на три дюйма, ухмылялась и что-то говорила, упираясь одной рукой в стену над головой Виктории, а второй обманчиво ласково поглаживая её по щеке. Серас тех слов не слышала, тихо всхлипывая и давясь слезами. Её били впервые – любящие родители никогда не поднимали на дочь руку, а в школе никто не обижал милую и улыбчивую девочку. Не столько больно от девчоночьих ударов, сколько обидно и страшно. Знать, что никто не поможет, потому что никому нет до неё дела. Как сейчас. Тогда она, правильная девочка, дочка полицейского, дралась впервые в жизни, отстаивая, как ей тогда казалось, свою жизнь. Почему бы и нет?
Та девчонка преподала Виктории два важных урока, которые девушка запомнила на всю свою весьма короткую жизнь. Первый из них – надеяться надо только на себя. Не ждать помощи от воспитателей, родителей, друзей или Бога. Рассчитывать на собственные силы, и всё.
Хлёсткий удар по щеке, оставляющий на коже покрасневший след чужой ладони, как и в тот раз. Вампирша судорожно дернулась всем телом, открывая разом покрасневшие глаза.
В следующий момент монахиня отлетела в проход между скамьями, получив мощную оплеуху от несостоявшейся жертвы. Таким ударом вполне можно было сломать челюсть, учитывая вампирскую силу Серас.
- Ты хотела драться? – насмешливо спросила вампирша, подходя к медленно поднимающейся на четвереньки искариотке. А голос всё равно чуть дрожал. Она всегда немного боялась. Банально, но было страшно как в первый раз, как всегда было страшно. Может быть это и глупо, но Виктория всегда боялась боли.
Следующий удар, на этот раз носком сапога, пришёлся по рёбрам монахини. Та перевернулась на спину, ошеломлённая, ещё не понимающая, что произошло. А Серас уже оттолкнула катану подальше, отлично зная, что нельзя давать противнику ни единого шанса на спасение.
Второй урок, пожалуй, заключался в том, что в драке, особенно женской, нет правил. Бей, кусай, царапайся, целься в глаза, уши, губы. Тяни за волосы, выдёргивая их клочьями, выкручивай руки, ломая пальцы, калечь и уродуй. Пинай ногами, не щади упавшего – он поднимется и тебя-то жалеть не станет. Не столько болезненно, сколько обидно. Главное – унизить, растоптать противника, доказать, что ты – сильнее. Любые средства хороши, если хочешь выжить. Или просто победить.
Впрочем, Виктории претила такая позиция. Есть вещи, после которых перестаёшь уважать себя.
Стоять на месте всё-таки не стоило – монахиня ударила ей ногой в живот, болезненно, без замаха. Повалила чуть отвлёкшуюся вампиршу, попыталась подмять под себя, крепко вцепилась правой рукой в волосы Серас.
«Тоже приютская», - промелькнула какая-то посторонняя мысль в голове девушки. Это словно стало сигналом для неё.
Две извивающиеся, визжащие и сопящие, отчаянно колотящие друг друга, царапающиеся и пинающиеся девицы покатились по полу. На стороне Виктории были вампирские способности, а её противнице сил придавал ужас и ненависть. Они друг друга стоили. Яростно колотящие друг друга как сопливые девчонки. Визжащие и шипящие кошками, выдирающие волосы. Женская драка – одна из самых отвратительных вещей на свете. В ней нет правил, нет запрещённых приёмов и пресловутой негласной договоренности про «ниже пояса…»
Девушки – слабые существа. Потому они не гнушаются ничем. А смысл? К чему правила, когда ты заранее знаешь, что проиграла, потому что слабее? Всё, что угодно, только бы победить. Отомстить за собственное унижение, за выдранные волосы, поцарапанное лицо, искусанные руки. И синяки на груди, животе, ногах.
Серас прижала эту фурию к полу весом собственного тела, крепко сжала её бедра ногами и, ухитрившись схватить монахиню за волосы, дёрнула к полу так, что голова девушки запрокинулась, а из глаз брызнули слёзы. Наслаждаясь чужой болью, сознанием того, что одним ударом может сломать позвонки или укусить, впиться зубами в пульсирующую артерию на тонкой шее, попробовать тёплой и свежей крови, если вдруг взбредёт в голову.
Медленно, нарочно растягивая момент, Виктория намотала на кулак чёрные волосы, пахнущие ландышем и чем-то ещё, незнакомо-приятным. Она не обращала внимания на слабые пинки и удары, которыми отвечала её противница. Проиграла, но ещё борется. Несмотря на текущую по разбитым губам кровь, лиловые потёки на лице.
Короткий удар в челюсть, не сильный, только показывающий, кто истинный хозяин положения. Голова искариотки запрокинулась, из глаз потекли слёзы. Она дернулась, пытаясь освободиться.
Вампирша не торопилась, уже не чувствуя сопротивления. Она медленно наклонилась вперёд, заглядывая в глаза монахине, а потом едва не отшатнулась от удивления. Совсем другой взгляд – растерянный и испуганный, непонимающий. Чуть прищуренные глаза – она определённо плохо видит. Жертва, уже сдавшаяся, но отчаянно надеющаяся на чудо, которое вполне может произойти.
Серас собиралась отплатить ей за всё. За эту беготню по полуразрушенной церкви, катание по грязному полу, синяки и царапины, укусы, выдранные волосы и разорванную форму. И собственный страх, наверное.
- Ну и что ты будешь делать теперь? – откровенно радуясь ужасу в глазах монахини, она осторожно провела языком по губам девушки, слизывая кровь. Сейчас можно позволить себе такую вольность. Право победителя.
Монахиня, лежащая под Серас, задрожала, отворачиваясь, точнее, пытаясь. Особо извернуться не позволяла поза, тем более, Виктория крепко прижала одну руку девушки к полу. Свободной рукой искариотка пыталась упереться в грудь противнице, но оттолкнуть не могла.
- Расслабься и получай удовольствие, - сквозь зубы процедила вампирша, начиная стаскивать, почти разрывая, платье на монахине. Не потому, что действительно этого хотела.
- Нет, не надо! – она сопротивлялась отчаянно, но абсолютно не так, как раньше. Обречённо, отлично сознавая, что с вампиром ей не справиться. Серас даже на секунду жалко её стало – напуганную, с затравленным взглядом, разом растерявшую всю уверенность.
Виктории и самой было противно, но ради мести за пережитый страх она была готова на многое. Какой-то странный, не свойственный ей порыв. Вампиршу словно магнитом тянуло к этой бледной и напуганной монахине. Запах крови, сводящий с ума, тёплое тело, отлично чувствующееся через остатки тонкой ткани платья – всё-таки в процессе борьбы жакет Серас потеряла, а юбка у неё успешно сползла куда-то в район колен, посему одежда большей частью осталась только на искариотке.
- И как тебя зовут? – тихо спросила Виктория, проводя языком по шее дрожащей девушки. Такое ощущение, что это не она минут десять назад гонялась за Серас с катаной. А кто ещё? Святой дух?
Монахиня всхлипнула, совсем по-детски, испуганно и сдавленно, отчаянно попыталась спихнуть с себя экс-полицейскую. Та в ответ чуть прикусила клыками мочку уха искариотки, с трудом удерживаясь от желания немедленно стащить до конца платье со своей жертвы, ударить, укусить. Причинить боль, унизить, только бы не чувствовать жалости и острого желания вовсе не обидеть, а крепко прижать беззвучно рыдающую девушку к себе, успокаивая и уговаривая, что всё будет хорошо.
И, наверное, оттого поцелуй получился очень осторожным и нежным, искариотка только всхлипнула, но увернуться не попыталась, продолжая бесплодные попытки спихнуть вампиршу с себя. Уже не так уверенно. Словно откликаясь, сильнее, хотя куда уж дальше, прижимаясь к своей мучительнице.
Ни страха, ни желания причинить боль, ни жажды крови. Совсем другое, вполне понятное и объяснимое желание. Монахиня всё-таки ответила на поцелуй, робко и смущенно, неуверенно. Часто-часто заморгала, словно собиралась снова расплакаться, но потом зажмурилась и как-то расслабилась, поддаваясь и одновременно невероятно смущаясь, явно не зная, что делать дальше. Она явно стыдилась реакции своего тела, как-то неуверенно поглаживая грудь Виктории, прикрытую только тонкой тканью бюстгальтера. Серас уже спокойно отпустила её руку, зная, что противница, хотя теперь уже не противница, а любовница, сопротивляться не станет. Свободные руки ей понадобятся, чтобы ласкать крепко прижимающееся, выгибающееся от легких прикосновений тело. И какая разница, что пять минут назад они хотели друг друга убить.
Глупо, нелепо, странно и как-то неправильно. Осторожные поцелуи, мягкие поглаживания, полузадушенные всхлипы и стоны. Два тела, переплетающиеся на грязном полу, исцарапанные и в синяках, все в крови. Обрывки жакета Серас, разодранное платье монахини, имени которой вампирша даже не знала. И совсем никакого стыда. Не время, не сейчас. Пожалуй, о том, как они будут выходить из церкви, девушки подумают позже.
@темы: тварьчество, Хеллсинг
-
-
02.09.2009 в 19:59-
-
02.09.2009 в 20:01Очень понравилось.)
-
-
02.09.2009 в 20:07Girlycard, может и читал, это с кинк-феста, ещё с первого круга.
-
-
02.09.2009 в 20:10