Это я так, чисто теоретически.
Аналогично предыдущему фанфику - заказ на кинк-фест. На сей раз куда более удачный и даже вычитанный. Надо его выложить сюда, покуда не забыла.
Немного о том, почему любопытство - порок.
Шуршание бумаг, запах пыли, чернил и чего-то ещё, незнакомо-приятного, сладковатого, с легкой примесью кисловатого металла, всегда ассоциировались у Шрёдингера с кабинетом отца. Даже, скорее, с самим отцом, всегда гладко выбритым, подтянутым мужчиной, истинным арийцем и патриотом, всегда педантично раскладывавшим документы аккуратными стопочками, переставлявшим книги в старинном шкафу строго по высоте и толщине, не выносившим запаха табака, даже намёка на него. И уж, конечно, не пускавшим в свой кабинет – святая святых - никого, кроме, разве что, маленького сына, которому милостиво позволялось тихонько играть с моделями машинок на ковре возле массивного дубового письменного стола.
Шрёдингеру нравилось иногда вспоминать то давно забытое чувство какого-то детского ожидания маленького чуда и искреннего счастья, когда отец, закончив разбор бумаг, присаживался рядом с маленьким сыном на ковёр, а потом с упоением рассказывал о разных странах, людях, вещах. Было в этом что-то… что-то. И всегда у отца в верхнем ящике стола находилась шоколадка, всегда одной и той же марки, неизменно в блестящей фольге. И вкуснее этой шоколадки на свете не было.
Именно потому уорент не мог ничего с собой поделать, каждый раз пробираясь в пустующий кабинет Монтаны, когда сам Майор уезжал на очередную встречу. Уютно устроившись в мягком кожаном кресле, Шрёдингер с наслаждением забрасывал ноги на спинку, доставал из кармана шорт шоколадку и со вкусом жевал, периодически переворачиваясь сытым котом и пачкая бежевую кожу кресла. В моменты особого расслабления он совсем забывал о времени, а потому убегал из кабинета в спешке, едва успев вытереть ладони о важные бумаги Монтаны.
На этот раз расслабленное состояние Шрёдингера, как раз устраивающего ноги в грязных ботинках на спинке кресла прервали самым наглым образом. В первый момент испуганный уорент едва не слетел со столь удобного предмета мебели кувырком, неожиданно решив, что уже вернулся Майор, и торопясь спрятаться под стол, позабыв об умении «быть везде и нигде».
Во второй момент, впрочем, парнишка понял одну простую вещь, источником шума оказался допотопный агрегат, раскорячившийся на столе – старинный телефон. Старинный, с мраморной подставкой, блекло-серой с тёмными прожилками, золочёной массивной трубкой, так странно изогнутой, что прикладывать её к уху было на редкость неудобно, с таким же золочёным диском, этот пережиток прошлого внушал пареньку суеверный ужас. Особенно по той причине, что раз ему перепало трубкой по голове за измазанный шоколадом важный документ.
Вынырнув из под стола и убедившись, что телефон позвякивает совершенно самостоятельно, Шрёдингер не смог удержать в узде природное любопытство и, робко взяв тяжеленную трубку, прижал её к уху. Только за тем, чтобы едва не выронить, услышав в трубке хриплый женский голос:
«Ми-и-илый… Не смущайся так. Я знаю, у тебя это первый раз. Но я тебе помогу».
Шрёдингеру стоило большого труда не взвизгнуть заполошно от удивления подобно девчонке, узревшей мышь.
А голос в трубке продолжал, заставляя уорента пугливо поджимать уши, силясь понять, что же такое происходит.
«Вот я снимаю с тебя галстук, расстёгиваю твою рубашку, ласкаю твою мускулистую грудь, дорогой», - с придыханиями, томно растягивая слова, говорила женщина.
Ответом стало какое-то подозрительное сопение в трубке, от чего Шрёдингер едва не уронил эту махину себе на ногу. До него, наконец, дошло, что телефон на столе Монтаны подключен к специальной линии, на которой помимо него есть ещё один – в соседней комнатке, предназначенной для секретаря, которого на базе и в помине не было по причине ненадобности. Тем более этой линией пользовались очень уж редко, предпочитая обычный спутниковый телефон.
«А теперь ты снимаешь с меня платье, - слова сопровождались томными вздохами и мужским сопением. - Медленно расстёгиваешь его молнию, целуешь мою шею. Да-а-а, дорогой, та-а-ак».
Шрёдингер едва не бросил трубку, но тут взыграло природное любопытство, которое грозило загрызть уорента в том случае, если он просто положит трубку и вернётся в кресло. И кто сказал, что любопытство – не порок? Очень даже порок.
«Ты медленно спускаешься ниже, покусывая мою кожу. Целуешь мою грудь, затвердевшие соски. А-а-ах».
До Шрёдингера с опозданием дошёл и тот факт, что один из двух собеседников находится в соседней комнатке, что вполне могло обернуться для паренька чем-нибудь нехорошим. Вот только он совсем не понимал, кто именно говорит. Рип? Нет, на неё не похоже: госпожа Волшебный Стрелок предпочитала более романтичные отношения и уж никоим образом не по телефону. Кандидатуру Зорин Шрёдингер отмел сразу, рассудив, что столь суровая дама, пусть и обладавшая внушительными достоинствами, как то: минимум четвёртый размер бюста, впечатляющее самообладание и жутковатого вида коса - на такие придыхания не способна. Оставался вариант, что это кто-то из мужского населения базы набрался наглости и пробрался в отсутствии Монтаны в соседний кабинет. Да и дозвонился до службы «Секс по телефону», тем более линия-то специфическая, телефонные счета не придут.
«Я жадно целую тебя, стаскиваю с тебя брюки и беру твой член ладонью. Начинаю его медленно гладить, покусывая твои губы. М-м-м…»
Шрёдингер покраснел как варёный рак, услышав хрипловатое: «О, да», - в ответ. Паренёк торопливо зажал трубку разом вспотевшей ладонью, хорошо представляя, как ему оторвут уши в случае нечаянного обнаружения. Особенно если он продолжит так же сопеть в трубку.
Конечно, уорент был подростком, но это не означало его безграмотности в вопросах взаимоотношений полов. Ещё лет десять назад он ухитрился прочесть и просмотреть все имеющиеся на базе «материалы» по данной теме. Сначала, конечно, Шрёдингер пытался добиться подробностей, включая анатомические, от научного светила последнего Батальона – Дока - но натолкнулся на неожиданное смущение и попытки свести просвещение к теме пестиков и тычинок. Убедившись в бесполезности этого варианта, Шрёдингер оставил Дока в покое, решив применить собственный метод – самый обычный поиск необходимого собственными силами. И вот тут уж в ход пошли более интересные источники, найденные по всей базе, начиная с анатомического атласа всё того же Дока, дамских романов в мягких обложках, которые тайком читала Рип, коробки немецких кассет с фильмами соответствующей кино индустрии, которую припрятали доблестные вампиры из старшего командного состава на службе Рейха, и заканчивая подшивкой Плейбоя из личных запасов Майора, а так же найденной в ангаре в ящике с инструментами Кама Сутры. Но одно дело – смотреть и читать, а совсем другое – слушать всё в реальности, а не в постановке.
Вздохи и сопение стали громче, к ним примешивалось ещё какое-то не то всхлипывание, не то хлюпанье, женщина дышала тяжело, с трудом выговаривая слова.
«Ты двигаешься во мне, - похоже, паренёк за своими размышлениями пропустил ответственный момент вхождения… то есть… то есть вот. - Всё быстрее, быстрее. Разрываешь мои трусики, царапаешь кожу бёдер. Сильнее, сильнее».
Бросать трубку было поздно. Щелчок и предательское позвякивание на линии могли услышать увлеченные своим нехитрым делом собеседники, если их так можно назвать. Отчаянно покрасневший Шрёдингер нервно грыз крышку баночки с канцелярским клеем, стараясь не представлять в красках процесса. Но любопытство пересиливало.
«Я двигаюсь всё быстрее, глубже. Царапаю твои плечи. До-о-орогой... Ты сжимаешь мои бёдра, - промежутки между словами стали больше. Щекам уорента краснеть дальше было некуда. - Та-а-ак. Так. О, да!»
Клей из разгрызенного тюбика залил форму клейкой белой жидкостью, паренёк едва не выплюнул немного попавшей в рот липкой пакости. Трубку он всё-таки не удержал, уронив на пол, удивляясь, что на грохот от падения этого раритета, годящегося в качестве орудия преступления, не сбежалась половина обитателей базы. Потому что хорошо слышал томные вздохи не только из трубки, но и из соседней комнаты. И теперь особых сомнений в личности женщины практически не оставалось…
Вздохи в трубке прекратились так резко, будто кто-то перерезал провод. Дверь резко распахнулась, явив взору перепуганного Шрёдингера раскрасневшуюся, какую-то встрёпанную и слегка разозлённую Иллюзионистку. Слегка – это до поры до времени...
«Располовинит», - тоскливо подумал Шрёдингер, льстиво поджав мохнатые ушки.
Максвелл бесновался почти полчаса, потрясая каким-то листком перед носом слегка рассеянно улыбавшегося и пребывавшего в крайне благодушном настроении падре.
- И что можно было делать столько времени? – орал начальник, топая ногами. – Час! Час разговоров с Бразилией! Из Рима!
Последнее было выкрикнуто истерично-высоким голосом, больше подобающим гаремному евнуху, а не епископу. Энрико закашлялся от возмущения – на него не обращали внимания.
- Понимаешь… она такая, - мечтательно произнёс паладин Римской Католической церкви, блаженно улыбаясь и нежно глядя на стену перед собой. – Удивительная женщина: нежная, чуткая, ранимая. Кажется, что всю жизнь с ней знаком. А всего-то пару часов разговаривал! Даже не думал, что если просто ошибусь номером, смогу поговорить с такой восхитительной женщиной. А какой у неё голос!..
Продолжать падре не стал, тяжело вздохнув. Хотя по его лицу и так всё было понятно.
- И каким же образом вы это узнали, падре? - Максвелл вздохнул и, скатав трубочкой телефонные счета, смял их в кулаке, отлично понимая, что его вопли не дали результата. Орать, конечно, смысла не было, тем более Андерсон давно привык к такого рода реакции начальства на стресс и внимания на неё не обращал. Ведь вполне мог бы не доводить епископа до белого каления разговорами по рабочему телефону. Общался бы с неизвестной дамой из Бразилии по обычному городскому телефону и оплачивал счета из своего кармана. Но нет...
- Номером ошиблись, как же. Неужели так сложно было с первого раза запомнить телефон главы бразильской епархии? И дозвониться какой-то даме вместо этого, после чего постоянно ей названивать вот уже почти три месяца, - засопел Энрико, развернувшись к Андерсону спиной. – А эти разговоры с нашей специальной линии уже третий раз за две недели!.. Падре Александр, я понимаю, вы ценный работник, но бюджет Ватикана не потянет такие международные переговоры!
Немного о том, почему любопытство - порок.
Шуршание бумаг, запах пыли, чернил и чего-то ещё, незнакомо-приятного, сладковатого, с легкой примесью кисловатого металла, всегда ассоциировались у Шрёдингера с кабинетом отца. Даже, скорее, с самим отцом, всегда гладко выбритым, подтянутым мужчиной, истинным арийцем и патриотом, всегда педантично раскладывавшим документы аккуратными стопочками, переставлявшим книги в старинном шкафу строго по высоте и толщине, не выносившим запаха табака, даже намёка на него. И уж, конечно, не пускавшим в свой кабинет – святая святых - никого, кроме, разве что, маленького сына, которому милостиво позволялось тихонько играть с моделями машинок на ковре возле массивного дубового письменного стола.
Шрёдингеру нравилось иногда вспоминать то давно забытое чувство какого-то детского ожидания маленького чуда и искреннего счастья, когда отец, закончив разбор бумаг, присаживался рядом с маленьким сыном на ковёр, а потом с упоением рассказывал о разных странах, людях, вещах. Было в этом что-то… что-то. И всегда у отца в верхнем ящике стола находилась шоколадка, всегда одной и той же марки, неизменно в блестящей фольге. И вкуснее этой шоколадки на свете не было.
Именно потому уорент не мог ничего с собой поделать, каждый раз пробираясь в пустующий кабинет Монтаны, когда сам Майор уезжал на очередную встречу. Уютно устроившись в мягком кожаном кресле, Шрёдингер с наслаждением забрасывал ноги на спинку, доставал из кармана шорт шоколадку и со вкусом жевал, периодически переворачиваясь сытым котом и пачкая бежевую кожу кресла. В моменты особого расслабления он совсем забывал о времени, а потому убегал из кабинета в спешке, едва успев вытереть ладони о важные бумаги Монтаны.
На этот раз расслабленное состояние Шрёдингера, как раз устраивающего ноги в грязных ботинках на спинке кресла прервали самым наглым образом. В первый момент испуганный уорент едва не слетел со столь удобного предмета мебели кувырком, неожиданно решив, что уже вернулся Майор, и торопясь спрятаться под стол, позабыв об умении «быть везде и нигде».
Во второй момент, впрочем, парнишка понял одну простую вещь, источником шума оказался допотопный агрегат, раскорячившийся на столе – старинный телефон. Старинный, с мраморной подставкой, блекло-серой с тёмными прожилками, золочёной массивной трубкой, так странно изогнутой, что прикладывать её к уху было на редкость неудобно, с таким же золочёным диском, этот пережиток прошлого внушал пареньку суеверный ужас. Особенно по той причине, что раз ему перепало трубкой по голове за измазанный шоколадом важный документ.
Вынырнув из под стола и убедившись, что телефон позвякивает совершенно самостоятельно, Шрёдингер не смог удержать в узде природное любопытство и, робко взяв тяжеленную трубку, прижал её к уху. Только за тем, чтобы едва не выронить, услышав в трубке хриплый женский голос:
«Ми-и-илый… Не смущайся так. Я знаю, у тебя это первый раз. Но я тебе помогу».
Шрёдингеру стоило большого труда не взвизгнуть заполошно от удивления подобно девчонке, узревшей мышь.
А голос в трубке продолжал, заставляя уорента пугливо поджимать уши, силясь понять, что же такое происходит.
«Вот я снимаю с тебя галстук, расстёгиваю твою рубашку, ласкаю твою мускулистую грудь, дорогой», - с придыханиями, томно растягивая слова, говорила женщина.
Ответом стало какое-то подозрительное сопение в трубке, от чего Шрёдингер едва не уронил эту махину себе на ногу. До него, наконец, дошло, что телефон на столе Монтаны подключен к специальной линии, на которой помимо него есть ещё один – в соседней комнатке, предназначенной для секретаря, которого на базе и в помине не было по причине ненадобности. Тем более этой линией пользовались очень уж редко, предпочитая обычный спутниковый телефон.
«А теперь ты снимаешь с меня платье, - слова сопровождались томными вздохами и мужским сопением. - Медленно расстёгиваешь его молнию, целуешь мою шею. Да-а-а, дорогой, та-а-ак».
Шрёдингер едва не бросил трубку, но тут взыграло природное любопытство, которое грозило загрызть уорента в том случае, если он просто положит трубку и вернётся в кресло. И кто сказал, что любопытство – не порок? Очень даже порок.
«Ты медленно спускаешься ниже, покусывая мою кожу. Целуешь мою грудь, затвердевшие соски. А-а-ах».
До Шрёдингера с опозданием дошёл и тот факт, что один из двух собеседников находится в соседней комнатке, что вполне могло обернуться для паренька чем-нибудь нехорошим. Вот только он совсем не понимал, кто именно говорит. Рип? Нет, на неё не похоже: госпожа Волшебный Стрелок предпочитала более романтичные отношения и уж никоим образом не по телефону. Кандидатуру Зорин Шрёдингер отмел сразу, рассудив, что столь суровая дама, пусть и обладавшая внушительными достоинствами, как то: минимум четвёртый размер бюста, впечатляющее самообладание и жутковатого вида коса - на такие придыхания не способна. Оставался вариант, что это кто-то из мужского населения базы набрался наглости и пробрался в отсутствии Монтаны в соседний кабинет. Да и дозвонился до службы «Секс по телефону», тем более линия-то специфическая, телефонные счета не придут.
«Я жадно целую тебя, стаскиваю с тебя брюки и беру твой член ладонью. Начинаю его медленно гладить, покусывая твои губы. М-м-м…»
Шрёдингер покраснел как варёный рак, услышав хрипловатое: «О, да», - в ответ. Паренёк торопливо зажал трубку разом вспотевшей ладонью, хорошо представляя, как ему оторвут уши в случае нечаянного обнаружения. Особенно если он продолжит так же сопеть в трубку.
Конечно, уорент был подростком, но это не означало его безграмотности в вопросах взаимоотношений полов. Ещё лет десять назад он ухитрился прочесть и просмотреть все имеющиеся на базе «материалы» по данной теме. Сначала, конечно, Шрёдингер пытался добиться подробностей, включая анатомические, от научного светила последнего Батальона – Дока - но натолкнулся на неожиданное смущение и попытки свести просвещение к теме пестиков и тычинок. Убедившись в бесполезности этого варианта, Шрёдингер оставил Дока в покое, решив применить собственный метод – самый обычный поиск необходимого собственными силами. И вот тут уж в ход пошли более интересные источники, найденные по всей базе, начиная с анатомического атласа всё того же Дока, дамских романов в мягких обложках, которые тайком читала Рип, коробки немецких кассет с фильмами соответствующей кино индустрии, которую припрятали доблестные вампиры из старшего командного состава на службе Рейха, и заканчивая подшивкой Плейбоя из личных запасов Майора, а так же найденной в ангаре в ящике с инструментами Кама Сутры. Но одно дело – смотреть и читать, а совсем другое – слушать всё в реальности, а не в постановке.
Вздохи и сопение стали громче, к ним примешивалось ещё какое-то не то всхлипывание, не то хлюпанье, женщина дышала тяжело, с трудом выговаривая слова.
«Ты двигаешься во мне, - похоже, паренёк за своими размышлениями пропустил ответственный момент вхождения… то есть… то есть вот. - Всё быстрее, быстрее. Разрываешь мои трусики, царапаешь кожу бёдер. Сильнее, сильнее».
Бросать трубку было поздно. Щелчок и предательское позвякивание на линии могли услышать увлеченные своим нехитрым делом собеседники, если их так можно назвать. Отчаянно покрасневший Шрёдингер нервно грыз крышку баночки с канцелярским клеем, стараясь не представлять в красках процесса. Но любопытство пересиливало.
«Я двигаюсь всё быстрее, глубже. Царапаю твои плечи. До-о-орогой... Ты сжимаешь мои бёдра, - промежутки между словами стали больше. Щекам уорента краснеть дальше было некуда. - Та-а-ак. Так. О, да!»
Клей из разгрызенного тюбика залил форму клейкой белой жидкостью, паренёк едва не выплюнул немного попавшей в рот липкой пакости. Трубку он всё-таки не удержал, уронив на пол, удивляясь, что на грохот от падения этого раритета, годящегося в качестве орудия преступления, не сбежалась половина обитателей базы. Потому что хорошо слышал томные вздохи не только из трубки, но и из соседней комнаты. И теперь особых сомнений в личности женщины практически не оставалось…
Вздохи в трубке прекратились так резко, будто кто-то перерезал провод. Дверь резко распахнулась, явив взору перепуганного Шрёдингера раскрасневшуюся, какую-то встрёпанную и слегка разозлённую Иллюзионистку. Слегка – это до поры до времени...
«Располовинит», - тоскливо подумал Шрёдингер, льстиво поджав мохнатые ушки.
Максвелл бесновался почти полчаса, потрясая каким-то листком перед носом слегка рассеянно улыбавшегося и пребывавшего в крайне благодушном настроении падре.
- И что можно было делать столько времени? – орал начальник, топая ногами. – Час! Час разговоров с Бразилией! Из Рима!
Последнее было выкрикнуто истерично-высоким голосом, больше подобающим гаремному евнуху, а не епископу. Энрико закашлялся от возмущения – на него не обращали внимания.
- Понимаешь… она такая, - мечтательно произнёс паладин Римской Католической церкви, блаженно улыбаясь и нежно глядя на стену перед собой. – Удивительная женщина: нежная, чуткая, ранимая. Кажется, что всю жизнь с ней знаком. А всего-то пару часов разговаривал! Даже не думал, что если просто ошибусь номером, смогу поговорить с такой восхитительной женщиной. А какой у неё голос!..
Продолжать падре не стал, тяжело вздохнув. Хотя по его лицу и так всё было понятно.
- И каким же образом вы это узнали, падре? - Максвелл вздохнул и, скатав трубочкой телефонные счета, смял их в кулаке, отлично понимая, что его вопли не дали результата. Орать, конечно, смысла не было, тем более Андерсон давно привык к такого рода реакции начальства на стресс и внимания на неё не обращал. Ведь вполне мог бы не доводить епископа до белого каления разговорами по рабочему телефону. Общался бы с неизвестной дамой из Бразилии по обычному городскому телефону и оплачивал счета из своего кармана. Но нет...
- Номером ошиблись, как же. Неужели так сложно было с первого раза запомнить телефон главы бразильской епархии? И дозвониться какой-то даме вместо этого, после чего постоянно ей названивать вот уже почти три месяца, - засопел Энрико, развернувшись к Андерсону спиной. – А эти разговоры с нашей специальной линии уже третий раз за две недели!.. Падре Александр, я понимаю, вы ценный работник, но бюджет Ватикана не потянет такие международные переговоры!
@темы: тварьчество, Хеллсинг
-
-
02.09.2009 в 19:58-
-
02.09.2009 в 19:59-
-
02.09.2009 в 20:09Не поверишь - я его писала на авторском праве, мне адски скучно было, а голос Бызовой убаюкивает, особенно когда она с учебника читает. И под этот голос родилось то, что выложено выше.
-
-
02.09.2009 в 20:51-
-
02.09.2009 в 21:47