Это я так, чисто теоретически.
"Губит людей не пиво"...
«Дорогая моя Таня, пишу я тебе из избушки на Иртыше»…
Утро на Иртыше, в одной маленькой избушке в глубинах тёмной, мрачной и вообще для жизни не приспособленной тайги начиналось рано. Иной раз даже раньше, чем на острове Буяне, особенно в силу того, что у одного писателя по имени Дмитрий взгляд на земной шарик несколько отличался от общепринятого. Проигнорировав время года, по которому ему положено было встать в четыре часа утра, ясное летнее солнышко поднялось на севере над горизонтом, припозднившись часа на три. Оно бы поднялось там, где положено, но как всегда перепутало стороны света и решило, что раз уж ему придётся сегодня торжественно закатываться на востоке, сойдёт и так. Огляделось и, подумав немного приличия ради, озарило своим жарким светом вековые дубы, цветущие магнолии, клёны, осины, могучие тёмные ели, карликовые берёзки и скромно ютящийся в корнях сторойных кипарисов ягель. Певчие фламинго радостно заверещали, когда первые лучи вызолотили кроны корабельных сосен, и с весёлым чириканьем поднялись в небо, закладывая круги над кристально чистым озером.
«Дурдом какой-то», - решило солнышко, созерцая свинцово-зелёную ленту Иртыша, вьющуюся между стволов многовековых деревьев.
«Живу я хорошо, природа тут красивая и разная. Только странная немного, но к этому быстро привыкаешь»…
Солнечный лучик лазерным прицелом скользнул в северное окно избушки, едва не запутавшись в занавесках. Пробежал по беленым бокам русской печи, заглянул в чугунки, но кроме компота из фейхоа, сопящего дракончика Тангро и жареной кенгурятины ничего не нашёл, проскользил по давно не мытому деревянному полу и через щель в рассохшейся двери сбежал на улицу. К грядкам с ананасами, кукурузой, свеклой и делянке с буйно колосящимися двухметровыми побегами какого-то странного растения с длинно-черешчатыми, узкими зубчатыми по краям листочками.
«Тут растёт много полезных растений. Я даже огород завёл, чтобы запасы делать, только Михаил говорит, что Госнаркоконтроля на меня нет. И ещё добавляет почему-то, что если я ещё свой самосад перед рейдом скурю, то всех браконьеров порубаю во имя веры. Странный он»…
Меж тем на песчаном берегу великой сибирской реки, шириной ажно цельные двадцать метров, от собрата солнечного лучика, метко засветившего в глаз, проснулся ветеринарный маг, выпускник Тибидохса, дипломированный специалист и просто презренный алконавт – Иван Валялкин. Послав солнышко, лучики, птичек и прочую живность разными некрасивыми словами и выражениями, самым гнусным из которых было великое и ужасное: «Номер-девятка-процент-плюс-си-равно-процент-номер-номер», Ванька выполз из спального мешка и зябко поёжился. Ему, суровому сибирскому мужчине, не полагалось мёрзнуть даже при пробежке в тридцатиградусный мороз босиком по снегу, но мазохизм вроде сна на берегу Иртыша был крут даже для него.
«А погода тут хорошая, теплая. Я в Иртыше с марта купался, закалялся. Сперва об лёд бился, он тут толстый, но потом сделал прорубь. И теперь я на морозе голышом спать могу. А ещё я по утрам закаливаюсь, а вечером культурно отдыхаю»…
- А, проснулся, бухарик, - поприветствовал Ивана женский голос.
«Книжки читаю»…
- Света? – с ужасом спросил Валялкин, не поворачиваясь и пытаясь нашарить за спиной штаны, не вылезая из спального мешка. Злые таёжные комары только того и ждали, чтобы отведать свежей тепленькой крови. Точнее комарихи. От особей женского пола независимо от вида отбоя у Ваньки не было.
- Ага, как же, - хмыкнули сзади.
- Валя? – удивился Иван. Мысленно ему хотелось заорать: «Уйди от меня, страшная женщина, я больше не хочу!» но по канону этого не полагалось. Что делать, кобелиная натура. – Ты же в роддоме.
- И не Валя, - оскорбилась невидимая дама за спиной.
- Лена, Женя, Эльфирина, Агнесса? – безнадёжно попытался уточнить Ванька, понимая, что сбежать не удастся. От сью живым ещё никто не уходил. Оставалось только повернуться и встретить свою судьбу лицом к лицу. Тем более именной пулемёт остался в избушке вместе с остальным арсеналом навроде револьверов, гранат, сабель, мачете и трофейной глубоководной мины, изъятой на той неделе у одного браконьера. С сим любопытным девайсом человек собирался на медведя, но Иван и деревенский медик его кое-как отговорили, убедив, что у мохнатого хозяина тайги уже склад из калашей, обрезов, рогатин, капканов, самострелов, и прочей опасной дряни, и только мины ему для полного счастья не хватало.
- О, - присвистнула дама. – Может тебе справочник принести? А то с утра не можешь вспомнить, с кем бухал, а с кем ебался.
«А ещё я по тебе скучаю. Нет, что ты, девушек тут совсем нет, это же тайга. И с людьми как-то не сложилось здесь. И от избушки до города сорок километров на лодке»…
- Галлилицинна? – ужаснулся Валялкин.
- Слышь, Вань, - пробурчал откуда-то слева тот самый медведь, оставшийся без глубоководной мины, - ты не паникуй. Это селёдка стебётся с утра пораньше. Не было ничё.
«Как же так?! Я же ветеринар, я зверюшек люблю, но не до такой же степени! Ещё и медведь!..», - хотел было возмутиться Иван, нервно икая. Но поразмыслил и не стал. Только спешно натянул штаны задом наперёд.
- Какая селёдка? – осведомился ещё один голос. На сей раз мужской. И очень сонный.
- Сосьвинская, - вздохнул медведь, махая лапой и отгоняя алчных до крови комарих от собственной мохнатой туши.
- Кто селёдка?! Кто, я вас спрашиваю, селёдка?! – завизжала женщина за ванькиной спиной.
«Допился, - устало решил Валялкин. – Кто до зелёных чертей, кто до розовых слонов, а я вот до каких-то алкашей. Правильно Ягге говорила тогда, когда мы марихуану курили, что бухать много вредно».
- Я, значит, селёдка?! Солёная, небось?! Да ты!.. Да я!.. – верещала женщина.
- Килька, - уточнили за ивановой спиной, - консервированная. Ты не визжи, видишь, человеку плохо. Он после вчерашнего заплыва чуть концы не отдал. Говорил же, не надо было ему абсента наливать. А ты: «канистру выбрасывать жалко, пропадёт же».
- Не истери, - примирительно пробубнил медведь. – Вот на лучше, зайчика пожуй. Волки с утра закусь принесли.
«И не пью я вовсе, разве что самую малость, для сугреву, за компанию»…
- Вань, ты что, замёрз там? – в голос осведомились собутыльники.
Валялкин повернулся к закончившей препираться троице. Всё ещё обиженная на «селёдку» Кулне* покачивалась на волнах, приподнявшись на рыбьем хвосте, держащийся за голову Полоз скрючился у лодки с так и не законопаченным вчера днищем, прикидывая, оставаться ли ему человеком или перекинуться обратно в змея. Медведь, самый адекватный из собутыльников, сосредоточено грыз заячью тушку.
- Что задумался? – спросил зверь, вытирая лапой губы. – Ты завтракай, и айда в тайгу, вчера кокосы поспели, так что тюменская братва приедет. Опять все пальмы пооколачивают, клестам зимой жрать нечего будет. А я за огнемётом сбегаю, и с тобой.
- Какая братва?! Какие кокосы?! Мы вчера Якуту тюленя лечить помочь обещали! Нам за сегодня до Сахи идти. Вань, вставай, бери лыжи и погребли.
Иван натянул спальный мешок до ушей.
«Просто с хорошими… нелюдьми (перечеркнуто)… склочной бабой-рыбой, Полозом и медведем (жирно перечеркнуто)… людьми стыдно не выпить»…
- Куда?! – возмутилась женщина-рыба. – А утопленников мне кто лечить будет?
- Да видал я твоих утопленников!..
- А ну заткнулись!
- И где, где видал?!
- Молчи, женщина!..
Как в тайге обходились без скромного ветеринара предыдущие несколько тысяч лет, Иван не знал. И знать не хотел. Видимо, так же собачились по любому поводу.
«Это карма, - решил Валялкин, поднимаясь с песка и подхватывая мешок с оружием. – Пора в Тибет рвануть, чакру почистить».
- Змей, пойдём в Якутию, вечером вернёмся, и к братве. Покажем, как наши кокосы сбивать.
Медведь и Полоз одобрительно пробурчали что-то, поднимаясь с песка. Кулне осталась качаться на волнах и истерить.
- Ты канистру-то с бензином взял? Нет? Вот то-то, а теперь в дорогу. Нафиг завтрак, шишку пожую.
«А вообще знаешь… Ты приезжай скорее, Таня. Тут, конечно, хорошо, но от такой жизни в глуши я скоро в монастырь уйду. Там тихо, спокойно, и кормят даже, наверное»…
* Мифическая женщина-рыба из хантыйских легенд. Речная хозяйка.
Ранним солнечным утречком, когда птички пели, травка зеленела, а солнышко блестело, точно начищеный таз, Гробыня Склепова сидела в Зале Двух Стихий, нервно помешивая чай. Её развивающиеся волосы клубились вокруг обладательницы сине-чёрно-зелёным облаком, шевелясь, словно живые. Со вчерашнего вечера они уже успели развить собственную инфраструктуру, теперь принялись за внешнюю политику, и на хозяйку внимания обращали мало. Склепова сердилась, натягивала коротенькое платьишко выше колена на восемь ладоней хоть бы на пупок и препиралась со своим Внутренним Голосом. Этот ехидный мерзавец утверждал, что сегодня завтрак вместе с ужином лучше отдать врагу, но объяснять, почему вдруг все это, наотрез отказывался. Поэтому дипломированная Мери-Сья молча злилась и думала, не сглазить ли ей кого для снятия напряжения. Или же наслать Роковую порчу. Вообще обычного ученика за такую выходку бы зомбировали, промыли бы мозги, сослали в Дубодам или отдали Ягге на ингредиенты для зелий, но сью с рук сходило всё, за исключением уничтожения мира, за которое представителей Корпорации мягко журили и просили больше так, по возможности, не делать.
В общем, оказаться Мери-Сью всегда было привилегией, пусть и сомнительной, Гробыня это отлично понимала. И одной не скучно – самодостаточность, хрупкая и ранимая натура, редкое непостоянство, а так же Ехидный Внутренний Голос в качестве незаменимой опции скучать не давали. И прощали сьям всё то, за что других убили бы на месте, труп расчленили и закопали, а потом бы долго плясали на могиле канкан. А так же боготворили, молились, приглашали на свидания, и называли Избранной, только завидя издалека поблескивающий в солнечном свете бронелифчик и затянутую в него обладательницу.
Как всякое существо, зараженное мерисьюизмом, Гробыня-Сью обожала внимание к своей персоне, а так же шумиху. Не стоит даже уточнять, вокруг кого именно. Потому в Зале, где всё внимание обычно перепадало Гроттер в чём-нибудь этаком, а так же коллегам по цеху мадемуазель Склеповой, последняя всё время чувствовала себя не очень уютно. Действительно, как смели эти презренные черви, обычные ученики, не падать перед ней ниц каждые десять минут, и не совершать намаз в её честь ежечасно?! Как смели девицы не завидовать ей, и не думать, что она всенепременно уведёт их парней?! И даже не корчиться в конвульсиях бессильной злобы при виде шикарного платья из мешковины и кожаных чёрных трусов с металлическими заклёпками.
Ученики и правда вели себя странно. Первокурсники с унылым видом что-то жевали, не желая весело гомонить или обсуждать скорое явление очередной принцессы Огня. Стайка девиц-третьекурсниц за столиком с маннокашной скатертью с хихиканьем обсуждала последний урок по нежитеведению. За дальними столиками устроились крайне подозрительные личности: невзрачная девчонка с косичками, и хмурая рослая девица, не расстающаяся с коммуникатором. Подозрительный вид двоицы наводил на мрачные мысли об Охотниках. Но настоящим Мери-Сью не полагалось понимать нехилых намёков, так что точно сказать, Охотники ли это, несмотря на значки и явно не сьюшную внешность, Гробыня не могла. И эти тоже гомонить и обсуждать схождение Великой с Острова Грёз и Волшебных Трав не желали.
В редкие минуты просветления, когда истинная сущность лысегорской телеведущей брала верх над Сью, Гробыня даже об этом задумывалась. Вообще Сью сроду не положено было делать что-то осмысленно и последовательно, а уж тем более, предварительно подумав. В поступках всегда должна была преобладать внезапность. В своё время это было призвано изображать живость характера, потом – нешаблонность, а в последнее время – хотя бы некартонность. Увы, незамутненное восприятие Бытия в целом и наличие не картонных качеств характера это не подчёркивало. Потому думать вообще Сью не полагалось. За это могли исключить из списка Ста самых Ихидных Девушек Вселенной, отобрать косметичку и наложить табу на количество цветов в одежде, снизив его с обычных трёх десятков до каких-то жалких пяти. Либо даже запретить вызывать всепоглощающую зависть у всех особей женского пола, что для настоящей Сью было хуже смертной казни и тысячи лет тюрьмы. Последнее-то хоть престижно.
- Я тут внезапно подумала, - поделилась зловещей тайной с Внутренним Голосом Склепова.
- Не вздумай об этом некому говорить, - перепугано зашептал тот.
Гробыня вздохнула и отхлебнула чай. Он навевал ей воспоминания о давно забытом красавце по имени Стас, принце демонов, который разбил её сердце и… В общем, чай был очень подозрительный.
А думала Склепова о странной вещи, которая была очевидна для всех, кроме Сью. В частности, почему ученики в Тибидохсе вообще находились всего-навсего на четырёх полигонах: в Зале Двух Стихий, в спальнях, на драконбольном поле и в Библиотеке, когда вспоминали о её существовании. Из чего у постороннего наблюдателя могло сложиться неправильное впечатление о том, что ученики день-деньской только и делают, что жрут, симулируют массовку, и более ничем не занимаются. Разве что с глупейшим видом разглядывают новоприбывших. Вот и сейчас не до конца проснувшиеся младшекурсники за соседним столиком уныло жевали блины, прикидывая, сколько надо съесть, чтобы не лопнуть до того, как закончится плавно перетекающий в ужин завтрак. Сама Гробыня, пользующаяся большей свободой воли, подобным не озадачивалась.
- Нашла, о чём думать! – прошипел Голос. – Можно только о платьях. Или вон том блондинчике через три столика от нас.
Склепова отпила ещё немного навевающего воспоминания чая, прикидывая, не входит ли в его состав гавайская роза, и не вызывает ли она галлюцинаций, будучи не раскурена, а заварена.
Внезапно по Залу Двух Стихий разнёсся крик: «Идёт!» ученики спешно приняли бодрый вид, молодцы из Ларца принялись настраивать прожекторы, а Медузия спешно отобрала у Сарданапала сосиску, которой тот дирижировал одному ему слышимому оркестру. В Зале появилась Таня Гроттер, одетая в стиле «нетрезвый ролевик отыгрывает Галадриэль». Этот образ включал в себя длинное платье воздушного покроя, на подол которого Таня то и дело порывалась наступить, растрепанные короткие волосы, которые кто-то заботливый попытался уложить «дивными локонами», и чуть-чуть, самую капельку размазанный макияж. Гробыня поняла, что ее собратья по Корпорации готовят нечто феерическое, и потихоньку, по стеночке начала пробираться к выходу, стараясь не звенеть заклёпками на кожаных трусах и не привлекать к себе лишнего внимания. Следующей на сцене появилась Ангелина. Начинающая сья звонко топала по коридору железными сапогами, прилагающимися к доспехам, и, натужно пыхтя, тащила за собой трехметровый дрын, в просторечии именуемый копьем, которым решила временно заменить свой любимый Огниный Мечь. Ехидная железяка, перевешенная за спину, хихикала и пыталась цепляться за стены. Мартин шел следом, якобы охраняя свою принцессу, но при этом старательно делал вид, что он вообще не с ней и в первый раз ее видит.
- М-да… - прокашлялся Сарданапал, поднимаясь из-за стола. – Дорогие друзья, у меня родился замечательный тост… То есть…
Директор школы скосил глаза на листочек с составленной для него речью, подивился на неразборчивый почерк и понял, что держит листок вверх ногами. Но переворачивать его при всех, окончательно подрывая свой авторитет, не решился и начал творчески импровизировать.
- Дорогие ученики и коллеги, сегодня у нас, несомненно, радостный день, когда мы узнали, что… - директор попытался припомнить, о каком же именно из радостных событий идет речь, но так и не смог определиться. – Нам на хранение доставлен артефакт, открывающий Жуткие ворота. А может, и не доставлен…. Некромаг Глеб Бейбарсов снова что-то спер у Магщества и будет расстрелян по законам военного времени. А если еще не спер, то обязательно это сделает в ближайшее время… А у Тани Гроттер нашлись родители, только живут они в другом мире, но все равно очень ждут ее в гости. У них как раз Мировое Зло пробудилось, мир опять спасать некому.
- Но сначала в гости приду я! – объявил чей-то голос, и в центре зала, разбросав в стороны столы, возникла вращающаяся воронка мини-смерча. – Разрешите представиться – Анжелика-Беатриче Нуар, принцесса Инферно, повелительница Света, Магии и Зла!
Присутствовавшие ученики поняли, что дело пахнет Великой Битвой, возможно даже, с Силами Самого Тёмного Зла, и принялись отползать к выходу. Хотя сделать это было не так уж и легко: смерч, который Беатриче умудрилась затащить в помещение, вовсе не собирался стоять смирно. Скорость ветра в Зале уже достигла критической величины. С окон слетели портьеры и, трепеща краями, как птицы крыльями, скрылись где-то в черной воронке. Молодцы из Ларца поспешно спасали скатерти-самобранки, Сарданапал обматывал вокруг себя рвущуюся улететь бороду, и лишь одна Таня Гроттер равнодушно наблюдала за всем, ожидая, когда «лучшая подруга» будет ее спасать. Впрочем, не только она. Одна из первокурсниц, большеглазая девочка в белоснежном наряде, так же сохраняла спокойствие, словно точно знала, что делать в такой ситуации.
Ангелина неохотно встала. Огнинный Мечь дуэтом с Внутренним голосом орали ей о том, что лучше драпать, не дожидаясь, пока из смерча вылезет все, что туда напихала предприимчивая Беатриче. Но душа требовала приключений, едва ли не топая ногами. Зеленоволосая сью картинным прыжком переместилась вплотную к порталу, встала в позу настоящей героини – ноги на ширине плеч, коленки вместе, корпус чуть наклонен вперед, - и со всей силы вдарила дрыном по смерчу. Плашмя.
- Спасибо хоть, что не ткнула, - пробормотала Беатриче, выпав из воронки под ноги Ангелине. – Я ушла в обморок, вернусь не скоро…
И темная сью телепортировалась поближе к стене, где, как и обещала, отключилась.
Ангелина растерянно посмотрела на смерч и, без лишних раздумий, шарахнула по нему шаровой молнией.
«Дорогая моя Таня, пишу я тебе из избушки на Иртыше»…
Утро на Иртыше, в одной маленькой избушке в глубинах тёмной, мрачной и вообще для жизни не приспособленной тайги начиналось рано. Иной раз даже раньше, чем на острове Буяне, особенно в силу того, что у одного писателя по имени Дмитрий взгляд на земной шарик несколько отличался от общепринятого. Проигнорировав время года, по которому ему положено было встать в четыре часа утра, ясное летнее солнышко поднялось на севере над горизонтом, припозднившись часа на три. Оно бы поднялось там, где положено, но как всегда перепутало стороны света и решило, что раз уж ему придётся сегодня торжественно закатываться на востоке, сойдёт и так. Огляделось и, подумав немного приличия ради, озарило своим жарким светом вековые дубы, цветущие магнолии, клёны, осины, могучие тёмные ели, карликовые берёзки и скромно ютящийся в корнях сторойных кипарисов ягель. Певчие фламинго радостно заверещали, когда первые лучи вызолотили кроны корабельных сосен, и с весёлым чириканьем поднялись в небо, закладывая круги над кристально чистым озером.
«Дурдом какой-то», - решило солнышко, созерцая свинцово-зелёную ленту Иртыша, вьющуюся между стволов многовековых деревьев.
«Живу я хорошо, природа тут красивая и разная. Только странная немного, но к этому быстро привыкаешь»…
Солнечный лучик лазерным прицелом скользнул в северное окно избушки, едва не запутавшись в занавесках. Пробежал по беленым бокам русской печи, заглянул в чугунки, но кроме компота из фейхоа, сопящего дракончика Тангро и жареной кенгурятины ничего не нашёл, проскользил по давно не мытому деревянному полу и через щель в рассохшейся двери сбежал на улицу. К грядкам с ананасами, кукурузой, свеклой и делянке с буйно колосящимися двухметровыми побегами какого-то странного растения с длинно-черешчатыми, узкими зубчатыми по краям листочками.
«Тут растёт много полезных растений. Я даже огород завёл, чтобы запасы делать, только Михаил говорит, что Госнаркоконтроля на меня нет. И ещё добавляет почему-то, что если я ещё свой самосад перед рейдом скурю, то всех браконьеров порубаю во имя веры. Странный он»…
Меж тем на песчаном берегу великой сибирской реки, шириной ажно цельные двадцать метров, от собрата солнечного лучика, метко засветившего в глаз, проснулся ветеринарный маг, выпускник Тибидохса, дипломированный специалист и просто презренный алконавт – Иван Валялкин. Послав солнышко, лучики, птичек и прочую живность разными некрасивыми словами и выражениями, самым гнусным из которых было великое и ужасное: «Номер-девятка-процент-плюс-си-равно-процент-номер-номер», Ванька выполз из спального мешка и зябко поёжился. Ему, суровому сибирскому мужчине, не полагалось мёрзнуть даже при пробежке в тридцатиградусный мороз босиком по снегу, но мазохизм вроде сна на берегу Иртыша был крут даже для него.
«А погода тут хорошая, теплая. Я в Иртыше с марта купался, закалялся. Сперва об лёд бился, он тут толстый, но потом сделал прорубь. И теперь я на морозе голышом спать могу. А ещё я по утрам закаливаюсь, а вечером культурно отдыхаю»…
- А, проснулся, бухарик, - поприветствовал Ивана женский голос.
«Книжки читаю»…
- Света? – с ужасом спросил Валялкин, не поворачиваясь и пытаясь нашарить за спиной штаны, не вылезая из спального мешка. Злые таёжные комары только того и ждали, чтобы отведать свежей тепленькой крови. Точнее комарихи. От особей женского пола независимо от вида отбоя у Ваньки не было.
- Ага, как же, - хмыкнули сзади.
- Валя? – удивился Иван. Мысленно ему хотелось заорать: «Уйди от меня, страшная женщина, я больше не хочу!» но по канону этого не полагалось. Что делать, кобелиная натура. – Ты же в роддоме.
- И не Валя, - оскорбилась невидимая дама за спиной.
- Лена, Женя, Эльфирина, Агнесса? – безнадёжно попытался уточнить Ванька, понимая, что сбежать не удастся. От сью живым ещё никто не уходил. Оставалось только повернуться и встретить свою судьбу лицом к лицу. Тем более именной пулемёт остался в избушке вместе с остальным арсеналом навроде револьверов, гранат, сабель, мачете и трофейной глубоководной мины, изъятой на той неделе у одного браконьера. С сим любопытным девайсом человек собирался на медведя, но Иван и деревенский медик его кое-как отговорили, убедив, что у мохнатого хозяина тайги уже склад из калашей, обрезов, рогатин, капканов, самострелов, и прочей опасной дряни, и только мины ему для полного счастья не хватало.
- О, - присвистнула дама. – Может тебе справочник принести? А то с утра не можешь вспомнить, с кем бухал, а с кем ебался.
«А ещё я по тебе скучаю. Нет, что ты, девушек тут совсем нет, это же тайга. И с людьми как-то не сложилось здесь. И от избушки до города сорок километров на лодке»…
- Галлилицинна? – ужаснулся Валялкин.
- Слышь, Вань, - пробурчал откуда-то слева тот самый медведь, оставшийся без глубоководной мины, - ты не паникуй. Это селёдка стебётся с утра пораньше. Не было ничё.
«Как же так?! Я же ветеринар, я зверюшек люблю, но не до такой же степени! Ещё и медведь!..», - хотел было возмутиться Иван, нервно икая. Но поразмыслил и не стал. Только спешно натянул штаны задом наперёд.
- Какая селёдка? – осведомился ещё один голос. На сей раз мужской. И очень сонный.
- Сосьвинская, - вздохнул медведь, махая лапой и отгоняя алчных до крови комарих от собственной мохнатой туши.
- Кто селёдка?! Кто, я вас спрашиваю, селёдка?! – завизжала женщина за ванькиной спиной.
«Допился, - устало решил Валялкин. – Кто до зелёных чертей, кто до розовых слонов, а я вот до каких-то алкашей. Правильно Ягге говорила тогда, когда мы марихуану курили, что бухать много вредно».
- Я, значит, селёдка?! Солёная, небось?! Да ты!.. Да я!.. – верещала женщина.
- Килька, - уточнили за ивановой спиной, - консервированная. Ты не визжи, видишь, человеку плохо. Он после вчерашнего заплыва чуть концы не отдал. Говорил же, не надо было ему абсента наливать. А ты: «канистру выбрасывать жалко, пропадёт же».
- Не истери, - примирительно пробубнил медведь. – Вот на лучше, зайчика пожуй. Волки с утра закусь принесли.
«И не пью я вовсе, разве что самую малость, для сугреву, за компанию»…
- Вань, ты что, замёрз там? – в голос осведомились собутыльники.
Валялкин повернулся к закончившей препираться троице. Всё ещё обиженная на «селёдку» Кулне* покачивалась на волнах, приподнявшись на рыбьем хвосте, держащийся за голову Полоз скрючился у лодки с так и не законопаченным вчера днищем, прикидывая, оставаться ли ему человеком или перекинуться обратно в змея. Медведь, самый адекватный из собутыльников, сосредоточено грыз заячью тушку.
- Что задумался? – спросил зверь, вытирая лапой губы. – Ты завтракай, и айда в тайгу, вчера кокосы поспели, так что тюменская братва приедет. Опять все пальмы пооколачивают, клестам зимой жрать нечего будет. А я за огнемётом сбегаю, и с тобой.
- Какая братва?! Какие кокосы?! Мы вчера Якуту тюленя лечить помочь обещали! Нам за сегодня до Сахи идти. Вань, вставай, бери лыжи и погребли.
Иван натянул спальный мешок до ушей.
«Просто с хорошими… нелюдьми (перечеркнуто)… склочной бабой-рыбой, Полозом и медведем (жирно перечеркнуто)… людьми стыдно не выпить»…
- Куда?! – возмутилась женщина-рыба. – А утопленников мне кто лечить будет?
- Да видал я твоих утопленников!..
- А ну заткнулись!
- И где, где видал?!
- Молчи, женщина!..
Как в тайге обходились без скромного ветеринара предыдущие несколько тысяч лет, Иван не знал. И знать не хотел. Видимо, так же собачились по любому поводу.
«Это карма, - решил Валялкин, поднимаясь с песка и подхватывая мешок с оружием. – Пора в Тибет рвануть, чакру почистить».
- Змей, пойдём в Якутию, вечером вернёмся, и к братве. Покажем, как наши кокосы сбивать.
Медведь и Полоз одобрительно пробурчали что-то, поднимаясь с песка. Кулне осталась качаться на волнах и истерить.
- Ты канистру-то с бензином взял? Нет? Вот то-то, а теперь в дорогу. Нафиг завтрак, шишку пожую.
«А вообще знаешь… Ты приезжай скорее, Таня. Тут, конечно, хорошо, но от такой жизни в глуши я скоро в монастырь уйду. Там тихо, спокойно, и кормят даже, наверное»…
* Мифическая женщина-рыба из хантыйских легенд. Речная хозяйка.
Ранним солнечным утречком, когда птички пели, травка зеленела, а солнышко блестело, точно начищеный таз, Гробыня Склепова сидела в Зале Двух Стихий, нервно помешивая чай. Её развивающиеся волосы клубились вокруг обладательницы сине-чёрно-зелёным облаком, шевелясь, словно живые. Со вчерашнего вечера они уже успели развить собственную инфраструктуру, теперь принялись за внешнюю политику, и на хозяйку внимания обращали мало. Склепова сердилась, натягивала коротенькое платьишко выше колена на восемь ладоней хоть бы на пупок и препиралась со своим Внутренним Голосом. Этот ехидный мерзавец утверждал, что сегодня завтрак вместе с ужином лучше отдать врагу, но объяснять, почему вдруг все это, наотрез отказывался. Поэтому дипломированная Мери-Сья молча злилась и думала, не сглазить ли ей кого для снятия напряжения. Или же наслать Роковую порчу. Вообще обычного ученика за такую выходку бы зомбировали, промыли бы мозги, сослали в Дубодам или отдали Ягге на ингредиенты для зелий, но сью с рук сходило всё, за исключением уничтожения мира, за которое представителей Корпорации мягко журили и просили больше так, по возможности, не делать.
В общем, оказаться Мери-Сью всегда было привилегией, пусть и сомнительной, Гробыня это отлично понимала. И одной не скучно – самодостаточность, хрупкая и ранимая натура, редкое непостоянство, а так же Ехидный Внутренний Голос в качестве незаменимой опции скучать не давали. И прощали сьям всё то, за что других убили бы на месте, труп расчленили и закопали, а потом бы долго плясали на могиле канкан. А так же боготворили, молились, приглашали на свидания, и называли Избранной, только завидя издалека поблескивающий в солнечном свете бронелифчик и затянутую в него обладательницу.
Как всякое существо, зараженное мерисьюизмом, Гробыня-Сью обожала внимание к своей персоне, а так же шумиху. Не стоит даже уточнять, вокруг кого именно. Потому в Зале, где всё внимание обычно перепадало Гроттер в чём-нибудь этаком, а так же коллегам по цеху мадемуазель Склеповой, последняя всё время чувствовала себя не очень уютно. Действительно, как смели эти презренные черви, обычные ученики, не падать перед ней ниц каждые десять минут, и не совершать намаз в её честь ежечасно?! Как смели девицы не завидовать ей, и не думать, что она всенепременно уведёт их парней?! И даже не корчиться в конвульсиях бессильной злобы при виде шикарного платья из мешковины и кожаных чёрных трусов с металлическими заклёпками.
Ученики и правда вели себя странно. Первокурсники с унылым видом что-то жевали, не желая весело гомонить или обсуждать скорое явление очередной принцессы Огня. Стайка девиц-третьекурсниц за столиком с маннокашной скатертью с хихиканьем обсуждала последний урок по нежитеведению. За дальними столиками устроились крайне подозрительные личности: невзрачная девчонка с косичками, и хмурая рослая девица, не расстающаяся с коммуникатором. Подозрительный вид двоицы наводил на мрачные мысли об Охотниках. Но настоящим Мери-Сью не полагалось понимать нехилых намёков, так что точно сказать, Охотники ли это, несмотря на значки и явно не сьюшную внешность, Гробыня не могла. И эти тоже гомонить и обсуждать схождение Великой с Острова Грёз и Волшебных Трав не желали.
В редкие минуты просветления, когда истинная сущность лысегорской телеведущей брала верх над Сью, Гробыня даже об этом задумывалась. Вообще Сью сроду не положено было делать что-то осмысленно и последовательно, а уж тем более, предварительно подумав. В поступках всегда должна была преобладать внезапность. В своё время это было призвано изображать живость характера, потом – нешаблонность, а в последнее время – хотя бы некартонность. Увы, незамутненное восприятие Бытия в целом и наличие не картонных качеств характера это не подчёркивало. Потому думать вообще Сью не полагалось. За это могли исключить из списка Ста самых Ихидных Девушек Вселенной, отобрать косметичку и наложить табу на количество цветов в одежде, снизив его с обычных трёх десятков до каких-то жалких пяти. Либо даже запретить вызывать всепоглощающую зависть у всех особей женского пола, что для настоящей Сью было хуже смертной казни и тысячи лет тюрьмы. Последнее-то хоть престижно.
- Я тут внезапно подумала, - поделилась зловещей тайной с Внутренним Голосом Склепова.
- Не вздумай об этом некому говорить, - перепугано зашептал тот.
Гробыня вздохнула и отхлебнула чай. Он навевал ей воспоминания о давно забытом красавце по имени Стас, принце демонов, который разбил её сердце и… В общем, чай был очень подозрительный.
А думала Склепова о странной вещи, которая была очевидна для всех, кроме Сью. В частности, почему ученики в Тибидохсе вообще находились всего-навсего на четырёх полигонах: в Зале Двух Стихий, в спальнях, на драконбольном поле и в Библиотеке, когда вспоминали о её существовании. Из чего у постороннего наблюдателя могло сложиться неправильное впечатление о том, что ученики день-деньской только и делают, что жрут, симулируют массовку, и более ничем не занимаются. Разве что с глупейшим видом разглядывают новоприбывших. Вот и сейчас не до конца проснувшиеся младшекурсники за соседним столиком уныло жевали блины, прикидывая, сколько надо съесть, чтобы не лопнуть до того, как закончится плавно перетекающий в ужин завтрак. Сама Гробыня, пользующаяся большей свободой воли, подобным не озадачивалась.
- Нашла, о чём думать! – прошипел Голос. – Можно только о платьях. Или вон том блондинчике через три столика от нас.
Склепова отпила ещё немного навевающего воспоминания чая, прикидывая, не входит ли в его состав гавайская роза, и не вызывает ли она галлюцинаций, будучи не раскурена, а заварена.
Внезапно по Залу Двух Стихий разнёсся крик: «Идёт!» ученики спешно приняли бодрый вид, молодцы из Ларца принялись настраивать прожекторы, а Медузия спешно отобрала у Сарданапала сосиску, которой тот дирижировал одному ему слышимому оркестру. В Зале появилась Таня Гроттер, одетая в стиле «нетрезвый ролевик отыгрывает Галадриэль». Этот образ включал в себя длинное платье воздушного покроя, на подол которого Таня то и дело порывалась наступить, растрепанные короткие волосы, которые кто-то заботливый попытался уложить «дивными локонами», и чуть-чуть, самую капельку размазанный макияж. Гробыня поняла, что ее собратья по Корпорации готовят нечто феерическое, и потихоньку, по стеночке начала пробираться к выходу, стараясь не звенеть заклёпками на кожаных трусах и не привлекать к себе лишнего внимания. Следующей на сцене появилась Ангелина. Начинающая сья звонко топала по коридору железными сапогами, прилагающимися к доспехам, и, натужно пыхтя, тащила за собой трехметровый дрын, в просторечии именуемый копьем, которым решила временно заменить свой любимый Огниный Мечь. Ехидная железяка, перевешенная за спину, хихикала и пыталась цепляться за стены. Мартин шел следом, якобы охраняя свою принцессу, но при этом старательно делал вид, что он вообще не с ней и в первый раз ее видит.
- М-да… - прокашлялся Сарданапал, поднимаясь из-за стола. – Дорогие друзья, у меня родился замечательный тост… То есть…
Директор школы скосил глаза на листочек с составленной для него речью, подивился на неразборчивый почерк и понял, что держит листок вверх ногами. Но переворачивать его при всех, окончательно подрывая свой авторитет, не решился и начал творчески импровизировать.
- Дорогие ученики и коллеги, сегодня у нас, несомненно, радостный день, когда мы узнали, что… - директор попытался припомнить, о каком же именно из радостных событий идет речь, но так и не смог определиться. – Нам на хранение доставлен артефакт, открывающий Жуткие ворота. А может, и не доставлен…. Некромаг Глеб Бейбарсов снова что-то спер у Магщества и будет расстрелян по законам военного времени. А если еще не спер, то обязательно это сделает в ближайшее время… А у Тани Гроттер нашлись родители, только живут они в другом мире, но все равно очень ждут ее в гости. У них как раз Мировое Зло пробудилось, мир опять спасать некому.
- Но сначала в гости приду я! – объявил чей-то голос, и в центре зала, разбросав в стороны столы, возникла вращающаяся воронка мини-смерча. – Разрешите представиться – Анжелика-Беатриче Нуар, принцесса Инферно, повелительница Света, Магии и Зла!
Присутствовавшие ученики поняли, что дело пахнет Великой Битвой, возможно даже, с Силами Самого Тёмного Зла, и принялись отползать к выходу. Хотя сделать это было не так уж и легко: смерч, который Беатриче умудрилась затащить в помещение, вовсе не собирался стоять смирно. Скорость ветра в Зале уже достигла критической величины. С окон слетели портьеры и, трепеща краями, как птицы крыльями, скрылись где-то в черной воронке. Молодцы из Ларца поспешно спасали скатерти-самобранки, Сарданапал обматывал вокруг себя рвущуюся улететь бороду, и лишь одна Таня Гроттер равнодушно наблюдала за всем, ожидая, когда «лучшая подруга» будет ее спасать. Впрочем, не только она. Одна из первокурсниц, большеглазая девочка в белоснежном наряде, так же сохраняла спокойствие, словно точно знала, что делать в такой ситуации.
Ангелина неохотно встала. Огнинный Мечь дуэтом с Внутренним голосом орали ей о том, что лучше драпать, не дожидаясь, пока из смерча вылезет все, что туда напихала предприимчивая Беатриче. Но душа требовала приключений, едва ли не топая ногами. Зеленоволосая сью картинным прыжком переместилась вплотную к порталу, встала в позу настоящей героини – ноги на ширине плеч, коленки вместе, корпус чуть наклонен вперед, - и со всей силы вдарила дрыном по смерчу. Плашмя.
- Спасибо хоть, что не ткнула, - пробормотала Беатриче, выпав из воронки под ноги Ангелине. – Я ушла в обморок, вернусь не скоро…
И темная сью телепортировалась поближе к стене, где, как и обещала, отключилась.
Ангелина растерянно посмотрела на смерч и, без лишних раздумий, шарахнула по нему шаровой молнией.
@темы: фендомное, в соавторстве с Лори, тварьчество, ТГ
-
-
07.03.2010 в 20:11-
-
07.03.2010 в 20:15-
-
07.03.2010 в 20:26-
-
07.03.2010 в 20:46-
-
07.03.2010 в 21:11Seras-chan, не получится, иногда они должны из офисов выходить. И тут не обойтись без матчасти.
-
-
07.03.2010 в 21:15-
-
07.03.2010 в 21:47Йеее!..
-
-
07.03.2010 в 21:47-
-
07.03.2010 в 21:55